Собрание сочинений в 4 томах. Том 1. Вечерний звон

В течение многих лет начальственные лица всецело наслаждались покоем, летом купались и ловили рыбу в Вороне или нежились под сенью дубов Тиллеорманской рощи, зимой катались на тройках, охотились и сочиняли преферанс по маленькой. Враждовали, подсиживали друг друга, составлялись целые заговоры, но тоже, так сказать, по маленькой. Потом при содействии напитков мирились и снова враждовали.

Правда, мелкие неприятности изредка случались и здесь. Мастеровые из депо иной раз вдруг да и отмочат нечто дерзкое и непочтительное в адрес начальства. Крикунов для охлаждения страстей становой пристав быстро препровождал в холодную. Начальство спокойно продолжало партии в вист или в преферанс.

Шли годы, крикунов становилось все больше, — холодные уже не вмещали нуждающихся в охлаждении чувств. Потом среди рабочих железнодорожного депо было произнесено, правда еще очень робко и скорее шепотком, зловещее слово «забастовка». Для мирных обывателей Борисоглебска оно означало чуть ли не Великую французскую революцию. Затем в канун Первого мая в городе были обнаружены листовки.

Начальник жандармерии и шеф охранки — долговязый, костлявый Люде — ахнул, увидев надпись: «Российская социал-демократическая партия», а внизу: «Борисоглебская группа социал-демократов».

Управлял железнодорожными мастерскими главный инженер Кожухов, известный своей склонностью «шалить руками», любовью к взяткам и к густой, как дремучий лес, матерщине. При помощи этих древних средств Кожухов управлял мастерскими, а начальник депо Петрашевский днями просиживал с лупой над марками, менялся ими с гимназистами, покупал и жульничал. Отрывался он от этого увлекательного занятия для встречи редких высокопоставленных гостей и еще более редких инспекторских налетов в депо, где две тысячи рабочих задыхались от угара и простужались от сквозняков.

3

Воронин, в цехе которого работал Листрат, слыл среди мастеровых «своим человеком». Он был молод, горяч, сыпал шуточками-прибауточками в адрес начальства и порядков в депо. Главного инженера Кожухова смертельно ненавидел за глумление над рабочими. Кожухов знал о чувствах Воронина, но прогнать его не мог: Воронин считался очень хорошим мастером, цех держал в строгости, рабочие уважали его за справедливость.

Никто не догадывался, что Воронин входил в Борисоглебскую группу социал-демократов, где в единственном числе представлял рабочий класс города. В те времена группой социал-демократов заправляли интеллигенты: телеграфист со станции, два гимназиста, страховой инспектор и старичок статистик.

Воронин дружил с мастером кузнечного цеха Полтавским. Они частенько выпивали и веселились иной раз ночи напролет.

Листрат, снимавший угол в том же доме, где квартировал Воронин, с завистью слушал звон стаканов, наполненных «высочайше утвержденной». Впрочем, пьяным никто Воронина не видел.

Потом Листрат заметил, что гулянки участились. Прибавилось и выпивающих. Воронин бренчал на мандолине, пел песни, то и дело за стеной раздавался звон стаканов и пьяный смех…

Листрат не знал, да и не мог знать, что пьянки были сущей комедией. В бутылки наливалась вода, бренчал стаканами Полтавский, песни пел Воронин, а остальные сидели в погребе и на первобытной «технике» печатали социал-демократические листовки.

4

Однажды утром в депо была обнаружена прокламация Борисоглебской группы социал-демократической рабочей партии.

«Долой Кожухова! Увеличить плату. Следуйте примеру ростовских товарищей. Бастуем!»

Котельщики, прочитав листовки, где были изложены требования начальству, бросили работу и устремились в другие цехи поднимать народ, на что им особенных усилий потратить не пришлось. Люди были настолько налиты яростью, особенно против Кожухова, что через час к забастовке примкнули все поголовно.

В котельном остался один Листрат. Он работал в дальнем углу, посвистывая и думая о некоей Анютке, которая сегодня вечером назначила ему свидание. Вдруг на его плечо легла тяжелая рука мастера.

— Это что такое, Бетин? — спросил сердито Воронин. — Почему воротишь рыло от общего дела?

Листрат ничего не понял и стоял, выпучив глаза.

— Ну?! — прикрикнул Воронин.

— Чего «ну»? — огрызнулся Листрат, вытирая лицо грязным фартуком. — Я работаю, чего это вы?

— Эка дурень! «Работаю»! — загремел Воронин. — Товарищи бастуют, а ты работать? Выслужиться желаешь?

— Это, то ись, чего? — Листрат делал вид, будто ровнешенько ничего не понимает.

— Тю, деревенщина! — ужаснулся Воронин. — Да ты что, не знаешь, что такое забастовка?

— То ись, Евгений Иванович, ну, провалиться мне на этом месте. Работал себе… С девками не шатался цельную неделю. Это только нынче Анютка… Да и то сама навязалась, — бубнил Листрат, притворяясь дурачком.

Воронин тупо уставился на Листрата.

— Ну, мой грех, — сказал он добродушно, — мой, прости! Право, не знал, что ты такая необразовщина. Ладно, айда на улицу, там узнаешь, что к чему.

Листрат, усмехнувшись про себя, бросил молот и побрел за мастером.

Двор был безлюден. Рабочие бушевали за оградой мастерских.