- Сударыня, вы - моя мать, только поэтому я не выцарапаю вам глаза за гнусные обвинения. Я не спала с капитаном Верне прошлой ночью и вообще не спала ни с одним мужчиной, и слава Богу, не потеряла невинность! Я так же чиста, как наша малышка Бетти. Я могу в этом поклясться самой страшной клятвой. Что касается порки, если желаете, то можете этим заняться. Только помните, когда я в слезах и в крови выйду из вашей комнаты и меня увидят наши домашние и поймут, как вы на меня разозлились, то все решат, что я действительно шлюха, как вы меня обозвали, а если меня будут называть шлюхой, то вас - сводницей.
Мать задумалась и, поняв, что я права, сказала:
- Клянусь Богом, король Генрих очень плохо поступил, когда разогнал монастыри! Если бы в Минчин Корт сохранился монастырь, дочь моя, мы нашли бы для вас келью, вы бы там жили и замаливали грехи. Господи, ну что делать матери у испорченной, лишенной невинности девицы?! Скажите мне, что? Ни один джентльмен не захочет взять ее замуж, а из-за нее станут страдать сестры и вся семья. Мари, сколько беды ты навлекла на всех нас!
- Я вам говорю, не теряла я невинность! - возмутилась я. - Подождите, я дам клятву на Библии в том, что пока я была в церкви, из нее не выходил никакой мужчина с обнаженной шпагой в руках. Второе, Зара бесстыдно врет, когда говорит, что какой-то мужчина бросал камешки в окно нашей спальни. Третье, я не получала никаких вестей от капитана Верне, пока он вчера сам не приехал в наш дом, и я с ним не разговаривала наедине, пока он был у нас в доме, вам об этом прекрасно известно. Четвертое, я встала рано и отправилась в церковь помолиться, а не по сговору с капитаном или с кем-то еще, я могу продолжать и повторять свои слова сто сорок четыре раза, пока они не окажутся разрубленными на мелкие кусочки, как это делает наш Лука Дровосек.
Потом я разрыдалась и воскликнула:
- Мамочка, я говорю вам правду и только правду. Поверьте мне, я не лгу!
Мать меня пожалела, и хотя понимала, что я от нее что-то скрываю, но она знала, что викарий был не прав, назвав меня шлюхой.
Матушка поцеловала меня и погладила по голове, а затем сказала, чтобы я продолжала заниматься делами, как будто ничего не случилось. Она снова стала со мной разговаривать ласково, как всегда, и еще добавила, что надеется, что злые языки перестанут молоть всякую чушь.
Я вытерла слезы, вежливо поблагодарив матушку, покинула комнату.
Но вскоре, хотя матушка продолжала ко мне относиться хорошо, на меня начали странно поглядывать слуги в доме, а когда я шла по улицам нашего города, горожане тоже смотрели на меня и перешептывались. Сплетни пошли гулять по городу, видно, викарий со временем расхрабрился и, хлебнув в пивной горячительных напитков, поделился кое с кем из прихожан. Конечно, неизвестно, что именно он им говорил, но слухи начали распространяться со скоростью лесного пожара. Мне было наплевать, что обо мне болтают, потому что меня согревала любовь Муна, наплевать на косые взгляды. Но мне было жаль отца и мать, они ведь тоже пострадали из-за меня.
В следующее воскресенье весь приход с нетерпением ждал конца службы и причащения святых даров, ждал, что викарий не позволит мне коснуться Чаши во время причастия, но они были разочарованы, потому что викарий вежливо поднес Чашу к моим губам. Я видела, как сильно он волновался.
Как-то за неделю до Рождества Джеймс встретил господина Ропьера (того самого, что плохо обошелся с бедным скрипачом), когда он ехал из дома сэра Тимоти Тайррелла, где он гостил. Джеймс вежливо с ним поздоровался, но Ропьер насмешливо заявил ему:
- Я слышал, что ваша мамаша теперь каждую ночь приковывает вашу шуструю сестрицу Мэри к постели амбарным замком!
Он поехал было вперед, но Джеймс поскакал за ним и, схватив за сюртук, сволок его с седла на землю, затем спешился, поднял молодого подлеца, дал ему по уху и воскликнул:
- Бери меч, подлец, и давай сразимся!
Но из этого ничего не вышло, потому что когда Ропьер оглянулся и убедился, что вокруг никого нет, он насмешливо заявил, что не собирается сражаться с младенцем! Джеймс обозвал его мошенником, еще раз съездил по уху и дал пощечину так, что у Ропьера вылетел зуб, потом сел на коня и уехал. Джеймс рассказал о случившемся мне, а Ропьер молчал: ему было стыдно.
Рождество на этот раз не было веселым для Англии. Погода была ужасной - выпало много снега и стояли жестокие морозы. Чума свирепствовала в Лондоне весь год, уносила каждую неделю двести или триста человек. Споры между королем Карлом и парламентом настолько разгорелись на день святого Стефана, что на улицах Вестминстера произошло кровопролитие, и офицеры короля размахивали шпагами перед возмущенными толпами народа и подмастерьями в синих фартуках.