Было весьма удивительно, что в таком сражении, которое продолжалось много часов, из королевской армии в семь с половиной тысяч человек погибло шестьсот, а из парламентской армии нового образца в пятнадцать тысяч человек погибло всего двести солдат. По этим показателям эту битву считали не такой важной по сравнению с теми, которые произошли в Эджхилле и Марстон Мур, потому что великим полководцем считается тот, кто пролил больше крови. Помпею присвоили определение "Великий", а Юлий Цезарь не удосужился получить подобный титул - Помпей погубил в сражениях более двух миллионов людей, а Цезарь - всего один миллион. В войнах, происходивших в наше время, сталь убила больше людей, чем порох, хотя порох наводил страх на плохо обученных солдат. Болезни, такие, как оспа и лагерная лихорадка, погубили больше людей, чем сталь и снаряды вместе взятые.
Население Лондона торжественно отпраздновало победу в Нейзби, как мне стало известно, - звонили в колокола, читали и пели псалмы на всех улицах. Спустя несколько дней четыре тысячи пленных провели по улицам города, и при этом демонстрировали захваченные штандарты и знамена, которые потом вывесили в Вестминстер-Холле.
Мне не хотелось видеть это шествие, потому что душа у меня сострадала этим беднягам, и мне было бы неприятно слышать, как их оскорбляли и освистывали на улицах. Когда их собрали на плацу в Тотхилл-Филдс, парламент обещал отпустить их домой, если они обещают в будущем не вступать в сражения. Но эти люди настолько верили в дело короля, что большинство из них отказались дать подобную клятву, и после этого их сослали в далекие колонии.
Я довезла раненых офицеров к ним домой в Бишопсгейт, каждый из них желал приобщить меня к своей религии. Один, со сломанным плечом, был анабаптистом и считал, что всем необходимо еще раз пройти крещение, в второй, с воспалившейся ногой, был социанцем. [Последователь Лелиуса и Фауста Социнуса, теологов шестнадцатого века, считавших, что Христос был Человеком, а не Богом.] Анабаптист рассказал мне о том, как много пособников парламента находилось в Оксфорде, начиная с полковников и далее ниже в чине. Они постоянно собирали нужную информацию о том, что происходило в городе и передавали ее генералу Фейерфаксу. Они оставляли свои записки в тайниках, и эти записки сразу же изымались двумя людьми, делавшими вид, что они обычные огородники, и передававшими их агенту парламента. После того, как я рассталась с ранеными офицерами, я отправилась на лодке к Вестминстеру в дом сэра Роберта Пая Старшего, члена парламента, у которого в залоге было наше поместье. В этом доме меня ждал господин Агар. Он очень обрадовался, увидев меня, и сказал, что его родственник господин Абрахам Блекборо уже приготовил для меня комнату.
Вместе с Транко я отправилась в карете к господину Блекборо. Это был тот самый дом в переулке Святого Мартина, где три года назад жили мои братья и сестры. Мы приехали туда в сумерках. Решено было все хранить в тайне от мужа, и мне не советовали подходить к окну, а Транко запретили называть кому-либо мое настоящее имя.
Господин Блекборо был приятным и ироничным джентльменом, он мне рассказал, что мой муж совершал ежедневно прогулку в полдень и часто заходил к нему, чтобы узнать, не вышла ли его новая статья-памфлет. Господин Блекборо обожал покупать все памфлеты, а мужу нравилось спокойно их прочитывать у господина Блекборо, а не торопливо перелистывать у продавцов книг на улице святого Павла, где ему могли грубо заявить: "Покупай или убирайся!", да и кресла там не было. Мы надеялись, что он явится на следующий день, и господин Блекборо станет с ним мило беседовать, обсуждая новую книгу Брак и удовольствия.
- Когда ваш муж придет, - сказал он, - и если я увижу, что у него хорошее настроение, я вам дам сигнал, громко сказав: "Сэр, памфлет ждет вашего внимания!", и вам придется выступать на сцену. Сударыня, должен вам признаться, что мы сотни раз обсуждали ваше положение, и он к вам относится, как бы точнее это определить - со страстной неприязнью. Он все ваши недостатки видит как бы сквозь увеличительное стекло. И вам будет весьма нелегко с ним помириться. Но мне кажется, что в подобном преувеличении лежит ключ к вашей победе. Он так долго плохо думал о вас, что теперь вы в его глазах стали похожи на Медузу Горгону со змеями вместо волос и чертами лица лисицы с холодным неприязненным взглядом. Но когда он увидит, что на самом деле вы сильно отличаетесь от образа, созданного его воображением, может, вам и удастся с ним помириться.