Собрание сочинений в 5-ти томах. Том 5. Золотое руно

— Жаль, господа мои, что вас так легко убедил малодушный Эпий. «Мужчина рождается при свете луны», как я часто вам говорил. Но я корю его отца, а не его самого, за его трусость и леность, и я вам расскажу почему. Моя дорогая матушка Арена (по имени которой мой отец Афарей назвал наш город) явилась навестить Гермиону, жену Элея, когда та ожидала, что вот-вот разрешится своим первенцем. Ночь выдалась безлунная, и поэтому моя матушка сказала Гермионе: «Дорогая двоюродная сестра, во имя неба умоляю тебя не рожать до завтрашней ночи, когда появится молодой месяц. Ведь ты знаешь пословицу: „Мужчина рождается при свете луны“, и мне будет исключительно жаль тебя, если ты родишь своему храброму мужу Элею головастика вместо сына». Гермиона пообещала не делать ничего, что могло бы ускорить роды. Однако в тот же день Аполлон, который ненавидел Элея, как он ненавидит втайне всех жрецов Солнца за то, что они не отождествляют с ним своего бога, послал мышь, которая взбежала по ноге Гермионы до самого бедра, заставила ее невольно вскрикнуть, и сразу же начались схватки. Моя матушка Арена крикнула Гермионе: «Быстро — в постель, дорогая двоюродная сестра, лежи тихо, не говори ни слова, а я задержу роды до завтрашней ночи». И вот моя матушка завязала волосы, свои длинные светлые косы, хитрыми узлами, связала вместе подолы своего одеяния и плаща, сделала девять узлов на своем янтарном ожерелье, а затем молча села, скрестив ноги и крепко сцепив пальцы у дверей в покои Гермионы. Это — верные чары, те самые, которыми воспользовалась злобная мать на царя Сфенела, чтобы задержать рождение Геркулеса и тем самым воспрепятствовать осуществлению пророчества. Она сидела там всю ночь, испытывая большие неудобства, и Гермиона в душе не переставала ее благодарить, ибо схватки делались все слабее и слабее; но говорить она не могла, страшась разрушить чары. А моя мать все сидела, скрестив ноги, и никому не позволяла ступить через порог. Чары разрушил Элей, когда рано утром вернулся с охоты. Он обнаружил, что моя мать сидит у дверей его спальни, и пожелал войти, чтобы взять из сундука свежее белье, но моя мать бросила на него взгляд Горгоны. Он был глуп и нетерпелив и громко закричал через дверь: «Гермиона, Гермиона, дай мне чистую полотняную рубаху и подштанники! Я промок до костей». Гермиона не посмела ответить или подняться с постели, боясь разрушить чары, и Элей, внезапно рассердившись, схватил мою мать за локти и отбросил в сторону. Затем ворвался в спальню и принялся бранить Гермиону. Он спросил: «Что такое, жена, что с тобой? Почему ты не впускаешь своего дорогого мужа в его собственную спальню, когда он возвращается домой, промокший до костей с охоты на вепря?» Схватки тут же возобновились, и Авгий родился до ночи, когда появился молодой месяц, и вот вы видите, каков он — а все из-за свежей полотняной рубашки и подштанников! Мне жаль, господа мои, что этот малодушный Авгий убедил вас оставить весла, ведь стоит нам как следует ими поработать, мы ускользнем от колхского флота.

Если бы ораторствовал любой другой аргонавт, кроме словоохотливого Идаса, его товарищи могли бы к нему прислушаться и пересмотреть свое решение; но поскольку это был Идас, они вообще не обратили на него внимания.

Вскоре они стали не спеша грести по течению, протока была грязной, и кое-где тростники мешали проходить, но немного времени прошло, прежде чем они оказались в озере около двух миль шириной, гладь которого не нарушали ни острова, ни тростниковые отмели. Они пересекли его, надеясь обнаружить скрытый выход у южного берега, но ничего не нашли и поплыли обратно вдоль поросшего тростником восточного берега, все еще веря, что вода, которая впадает в озеро из Фенхелева, должна также где-то из него вытекать. Они все еще громко обсуждали вопрос, когда сперва пять, а затем еще шесть кораблей колхов просунули нос в озеро сквозь тростниковую отмель как раз перед ними. Встав полумесяцем, они заперли в озере «Арго», не оставив и надежды на бегство.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВОСЬМАЯ Переговоры

Как только царь Апсирт обнаружил, что «Арго» от него ускользнул, он бросил в дрейф и поставил на якорь всю свою флотилию, кроме двух кораблей, опять посланных им вверх по течению к излучине, за которой в последний раз видели «Арго»; приказав командирам осмотреть все тамошние тростниковые отмели, притоки или заводи и немедленно доложить ему, как только будет найден какой-то след. Вскоре один из них, обыскивая протоку, в которую вступил «Арго», наткнулся на недавно сломанные тростники и отпечаток весла на илистой отмели. Он поспешно вернулся к Апсирту с докладом и прибыл как раз тогда, когда вторая флотилия колхов под командованием вице-адмирала Диктиса поднялась на веслах из моря. Диктис хорошо знал реку и, когда услыхал доклад командира, поспешил к Апсирту и, указав вниз по течению, нетерпеливо сказал: