Собрание сочинений в 50 томах. Том 21. Анж Питу

Господин де Шарни жестом выразил свое удивление.

— Очень скоро вы сами все увидите, — сказала королева с нервным смешком.

— Вашему величеству нездоровится? — спросил граф.

— Нет, нет! Сядьте подле меня, сударь, и ни слова больше об этой отвратительной политике. Помогите мне забыть о ней…

Граф с печальной улыбкой повиновался.

Мария Антуанетта положила руку ему на лоб.

— Вы горите, — сказала она.

— Да, у меня в голове пылает вулкан.

— А рука ледяная.

И она обеими руками сжала руку графа.

— Сердца моего коснулся могильный холод, — сказал он.

— Бедный Оливье! Я вас уже просила: забудем обо всем этом. Я больше не королева, мне ничто не грозит, никто не питает ко мне ненависти. Нет, я больше не королева, я просто женщина. Что для меня мир? Есть сердце, любящее меня, — разве этого не достаточно?

Граф упал перед короле вой на колени и поцеловал ее ноги с тем почтением, с каким египтяне поклонялись богине Исиде.

— О граф, единственный мой друг, — сказала королева, пытаясь поднять его, — знаете ли вы, как поступила со мной герцогиня Диана?

— Она собралась за границу, — не задумавшись, ответил Шарни.

— Вы угадали! Увы, значит, это можно было предвидеть.

— О Боже! Разумеется, государыня, — отвечал граф. — Теперь может произойти все что угодно.

— Но почему же вы и ваше семейство не собираетесь за границу, если это так естественно? — воскликнула королева.

— Я, государыня, не собираюсь туда прежде всего потому, что глубоко предан вашему величеству и поклялся не вам, но самому себе, что ни на мгновение не расстанусь с вами во время надвигающейся бури. Мои братья не поедут за границу, потому что будут брать пример с меня; наконец, госпожа де Шарни не уедет за границу, потому что она, надеюсь, искренне предана вашему величеству.

— Да, у Андре благородное сердце, — согласилась королева с неприкрытой холодностью.

— От того-то она и не покинет Версаль.

— И это даст мне возможность всегда видеть вас? — осведомилась королева тем же ледяным тоном, стараясь не выдать ревности и презрения.

— Ваше величество оказали мне честь, назначив меня лейтенантом гвардии, — сказал граф де Шарни. — Мой пост — в Версале; я не оставил бы моего поста, если бы вы, ваше величество, не послали меня охранять Тюильри. "Вы должны удалиться", — приказала мне королева, и я повиновался. Так вот, ко всему этому, как известно вашему величеству, графиня де Шарни не имела ни малейшего касательства.

— Вы правы, — сказала королева прежним ледяным тоном.

— Сегодня, — бесстрашно продолжал граф, — я счел, что обязан оставить свой пост в Тюильри и возвратиться в Версаль. Тогда — да не прогневается королева! — я нарушил воинский долг, избрал место, где мне надлежит находиться, — и вот я перед вами. Боится госпожа де Шарни надвигающихся бедствий или нет, собирается она за границу или не собирается, я остаюсь подле королевы… если только королева не сломает мою шпагу; но и тогда, лишившись права сражаться и умереть за нее на версальских паркетах, я сохраню за собой другое право — право убить себя на мостовой, у ворот дворца.

Граф произнес эти простые, искренние слова так мужественно и самоотверженно, что королева отбросила свою гордыню, служившую прикрытием для чувства, роднящего коронованных особ с простыми смертными.

— Граф, — взмолилась она, — никогда не говорите этих слов, не обещайте умереть за меня, ибо, клянусь вам, я знаю, что вы исполните свое обещание.

— О, напротив, я всегда буду говорить об этом! — воскликнул г-н де Шарни. — Я буду говорить об этом всем и всюду и выполню то, о чем говорю, ибо, боюсь, настали времена, когда все, кто любит владык земных, неминуемо погибнут.

— Граф! Граф! Откуда у вас это роковое предчувствие?

— Увы, государыня, — отвечал де Шарни, качая головой, — в пору этой злосчастной войны в Америке меня, как и многих других, охватило лихорадочное стремление к свободе; я тоже захотел принять деятельное участие в освобождении рабов, как тогда говорили, и сделался масоном; я вступил в тайное общество вместе с такими людьми, как Лафайет и Ламеты. Знаете ли вы цель этого общества, сударыня? Истребление тронов. Знаете ли вы его девиз? Три буквы: L.P.D.

— И что означают эти три буквы?

— Lilia pedibus destine — "Лилию ногами растопчи".

— И как же вы поступили?

— Я вышел из общества, ничем не запятнав свою честь; однако на одного выбывшего члена приходилось двадцать только что принятых. Так вот: то, что происходит сегодня, это, сударыня, пролог великой драмы; она готовилась в тиши, во тьме уже целых двадцать лет. Во главе людей, будоражащих Париж, распоряжающихся в ратуше, занявших Пале-Рояль, взявших Бастилию; стоят люди, мне знакомые, — это мои бывшие собратья по тайному обществу. Не обманывайте себя, государыня, все, что свершилось, не результат несчастливого стечения обстоятельств, это мятеж, готовившийся уже давно.

— О, вы так думаете! Вы так думаете, друг мой! — вскричала королева, заливаясь слезами.

— Не плачьте, ваше величество, но постарайтесь понять, — сказал граф.