"Мне думается, — говорил он сам с собой, — все оборачивается самым скверным образом, сейчас бы самое время побывать в часовне. Того гляди, приговорят нас к смерти; а то, что они сейчас выносят нам смертный приговор, не подлежит сомнению. Побаиваюсь я этих смертных приговоров при закрытых дверях в крепости, да еще со стороны таких противных рож, как те, что сидели перед нами. Они серьезно намерены отрубить нам головы… Гм-гм!.. Я возвращаюсь к своей прежней мысли — пора идти в часовню".
За тихим разговором с самим собой наступила гробовая тишина, как вдруг ее прорезал жалобный, глухой, тягучий крик, совершенно непохожий на человеческий; казалось, он пробился сквозь толщу каменной стены и прозвенел в железных прутьях ее решеток. Коконнас невольно вздрогнул, несмотря на то, что мужество у подобных храбрецов — чувство врожденное, как инстинкт у хищников; он замер в том положении, в каком его застал этот страшный вопль; сомневаясь, может ли так кричать человек, Коконнас приписывал его и вою ветра, пронесшегося в деревьях, и одному из разнообразных ночных звуков, гуляющих в пространстве между неведомыми мирами, среди которых вертится и наша планета. Но вот донесся новый вопль — сильнее, жалостнее первого; и на этот раз Коконнас не только ясно различил в нем человеческий крик боли, но, как ему показалось, узнал голос Ла Моля.
При звуке его голоса Коконнас забыл о том, что сидит за двумя дверьми, за тремя решетками и за стеной в двенадцать футов толщиной; он ринулся всем телом на стену, как будто собираясь повалить ее и броситься на помощь с криком: "Кого здесь режут?", но, ударившись об эту преграду, Коконнас отлетел к каменной скамье и рухнул на нее.
— О-о! Его убили! Это чудовищно! А здесь нечем и защищаться… никакого оружия!
Он стал шарить вокруг себя руками.
— Ага! Вот железное кольцо! — воскликнул он. — Вырву его — и горе тому, кто подойдет ко мне!
Коконнас встал, ухватился за кольцо и первым же рывком настолько расшатал его, что, казалось, еще два таких усилия — и кольцо выскочит из стены.
Вдруг дверь отворилась, свет двух факелов ворвался в камеру, и тот же картавый голос, который еще наверху так не понравился Коконнасу, да и, спустившись ниже на три этажа, не стал, по мнению пьемонтца, приятнее, — голос этот произнес:
— Идемте, месье, вас ожидает суд.
— Хорошо, — ответил Коконнас, выпустив из рук кольцо. — Я сейчас выслушаю приговор, не так ли?
— Да, месье.
— Уф, стало легче! Идем.
Коконнас последовал за приставом, который пошел вперед ковыляющей походкой, держа в руках черный жезл.
Хотя Коконнас в первую минуту и выразил удовольствие, он все же с беспокойством поглядывал вперед, назад и по сторонам.
"Эх! Что-то не видать моего почтенного тюремщика! — говорил себе Коконнас. — Признаться, очень неприятно, что его нет".
Все шествие проследовало в зал, откуда только что вышли судьи, кроме одного — оставшегося у стола. Коконнас сразу узнал в нем главною прокурора, который во время допроса неоднократно выступал, и всякий раз с явной неприязнью к подсудимым. Именно ему Екатерина поручала ведение процесса.
Отдернутая завеса давала возможность разглядеть всю комнату, дальняя часть которой терялась в сумраке, а освещенный передний план наводил такой страх, что у Коконнаса стали подгибаться ноги.
— О Господи! — воскликнул он.
Этот крик ужаса вырвался у него неспроста: картина была действительно зловещая. Зал, в большей своей части скрытый завесой на время заседания суда, теперь казался преддверием ада. На переднем плане стоял деревянный станок с веревками, блоками и прочими принадлежностями пытки. Дальше пылал огонь в жаровне, падая красными отсветами на окружавшие предметы и придавая еще более мрачный вид силуэтам людей, стоявших в пространстве между Коконнасом и жаровней. Около одного из каменных столбов, поддерживавших своды, недвижно, точно статуя, стоял какой-то человек, держа в руке веревку и прислонясь к столбу; казалось, он был высечен вместе со столбом из одного камня. По стенам, над каменными скамейками, промеж железных колец висели цепи и сверкали сталью орудия пытки.
— Ого! Зал пыток в полной готовности и как будто только ждет своей жертвы! — шептал Коконнас. — Что это значит?
— Марк-Аннибал Коконнас, на колени! — произнес чей- то голос, заставивший Коконнаса поднять голову. — Выслушайте на коленях вынесенный вам приговор.
Инстинктивно все существо Коконнаса всегда противилось такого рода предложениям. Он и теперь готов был воспротивиться, но два человека налегли на его плечи так неожиданно, а главное, так крепко, что он сразу упал обоими коленями на каменный настил.
Голос продолжал:
— "Приговор суда, вынесенный в Венсенской крепости по делу Марка-Аннибала де Коконнаса, обвиненного и уличенного в преступлении против его величества, а именно: в покушении на отравление, в ворожбе и колдовстве, направленных против особы короля, в заговоре против государственной безопасности, а также в том, что своими гибельными советами он подстрекал принца крови к мятежу…"