Ты, я думаю, не подозреваешь, что такое домашние экзамены? Так вот, в те времена люди обязаны были хотя бы приблизительно знать, что написано в Библии и в катехизисе[15]. А потому пастору приходилось время от времени устраивать экзамен и выяснять, что прихожане знают и чего не знают, притом не только дети, которых принято было мучить экзаменами, но все в округе — и стар и млад. Такие вот домашние экзамены устраивались по очереди на всех хуторах в Лённеберге, и если экзамены сами по себе бывали не очень веселыми, то сопровождавшие их пиры — куда лучше. Приглашали всех без исключения, даже бедняков из богадельни. Приходил каждый, кто мог дотащиться до хутора: ведь после экзамена можно было наесться до отвала. И многих это особенно привлекало.
Однажды в ноябре домашний экзамен должен был состояться в Каттхульте, и от этого все повеселели, особенно Лина, которая любила, когда на их хуторе бывал экзамен.
— Если бы не все эти вопросы… — говорила она. — Иногда я просто не знаю, что отвечать.
И в самом деле, Лина была не очень-то сведуща в библейских легендах. Пастор это знал и задавал ей самые легкие вопросы, потому что он был человек добрый. В прошлый раз он занятно и долго распространялся об Адаме и Еве, которые жили под кущами[16] райских садов и были самыми первыми людьми на земле. Пастор, ясное дело, думал, что все, и даже Лина, хорошенько выучили эту историю. И вот, когда настал черед Лины экзаменоваться, пастор весьма дружелюбно спросил:
— Ну, Лина, как звали наших первых предков?
— Тор и Фрейя, — и глазом не моргнув ответила Лина.
Мама Эмиля покраснела от досады, услышав глупый ответ Лины. Потому что Тор и Фрейя[17] — это ведь древние скандинавские боги, в которых жители Смоланда верили еще в языческие времена, несколько тысячелетий тому назад, задолго до того, как им довелось услышать о библейских преданиях.
— Ты как была, так и осталась язычницей, — сказала потом мама Эмиля Лине, но та стала защищаться:
— А их так много, этих богов, что у меня все они в голове перемешались! И почему именно я должна их всех помнить?
Правда, пастор был очень добр и на этом экзамене — он ни словом не обмолвился о том, что Лина ответила невпопад, и стал тут же рассказывать, как Бог создал землю и людей, которые на ней живут, и сколь удивительны все его творения.
— Даже ты, Лина, настоящее чудо, — заверил служанку пастор.
Он стал ее расспрашивать, осознала ли она это и не думает ли она о том, как удивительно, что Бог создал именно ее.
— Да, думаю, — ответила Лина. И, поразмыслив еще немного, продолжила: — Да, понятное дело: в том, что именно меня он создал, ничего мудреного нет. Ну а вот загогулины, что у меня в ушах, вот те, сдается мне, трудновато было соорудить!
Тут мама Эмиля снова покраснела. Ей казалось, что, когда Лина городит глупости, она позорит весь Каттхульт. А тут еще из угла, где сидел Эмиль, донесся звонкий, переливчатый смех. Бедная мама! На домашнем экзамене смеяться
Мама Эмиля приготовила столько же вкусной еды, сколько обычно готовила для своих пиров, хотя папа и пытался отговорить ее от этого.
— Самое важное все-таки библейские предания и катехизис, а ты больше налегаешь на котлеты и сырные лепешки!
— Всему свое время, — разумно ответила мама. — Катехизису свое время, а сырным лепешкам — свое.
Да, в самом деле, настало время и для сырных лепешек, и все, кто был на домашнем экзамене в Каттхульте, ели и блаженствовали. Эмиль тоже съел целый воз сырных лепешек с вареньем и сливками. Но как только он досыта наелся, подошла мама и сказала:
— Эмиль, будь добр, пойди и запри кур!
Обычно куры целыми днями свободно разгуливали по двору. Но когда наступал вечер, их надо было запирать, потому что в сумерках к ним из-за угла подкрадывалась лиса.
Уже почти стемнело, и шел дождь, но Эмиль подумал, что все-таки хорошо избавиться хоть на минутку от жары в горнице, от болтовни и сырных лепешек. Почти все куры уже сидели на насестах, только Лотта-Хромоножка и еще несколько других чудаковатых кур рылись в земле под дождем. Эмиль загнал их в курятник и хорошенько запер дверь на защелку. Пусть теперь лиса приходит, если хочет.
Рядом с курятником находился свинарник. Эмиль мимоходом заглянул к Заморышу и пообещал принести ему вечером остатки от пиршества.
— На тарелках всегда что-нибудь остается, когда все эти обжоры наедятся, — сказал Эмиль, и Заморыш захрюкал в предвкушении лакомых кусочков.
— Я вернусь попозднее, — сказал Эмиль и как следует запер дверь свинарника на защелку.