Собрание сочинений в 6 томах. Том 2

Скоби быстро пробежал глазами подзаголовки: «Причина боли». «Лечение». «Прекращение болезни» — и поставил книгу обратно на полку.

— Ну что ж, — сказал он. — Пожалуй, я и в самом деле загляну к вашему доктору Тревису. Мне кажется, лучше обратиться к нему, чем к доктору Сайкс. Надеюсь, он подбодрит меня так же, как вас.

— Мой случай ведь не совсем обычный, — уклончиво сказал управляющий.

— Со мной, видимо, все ясно.

— Выглядите вы довольно хорошо.

— Да я в общем здоров, только вот сердце иногда немножко побаливает и сплю неважно.

— Работа ответственная, в этом все дело.

— Возможно.

Скоби казалось, что он бросил в землю достаточно зерен — но для какой жатвы? Этого он и сам не мог бы сказать. Попрощавшись, он вышел на улицу, где ослепительно сияло солнце. Шлем он держал в руке, и раскаленные лучи били прямо по его редким седеющим волосам. Он призывал на себя кару всю дорогу до полицейского управления, но ему было в ней отказано. Последние три недели ему казалось, что люди, проклятые Богом, находятся на особом положении; как молодежь, которую торговая фирма посылает служить в какое-нибудь гиблое место, — их выделяют из числа более удачливых коллег, облегчают им повседневный труд и всячески берегут, чтобы, не дай бог, их не миновало то, что им уготовано. Вот и у него теперь все идет как по маслу. Солнечный удар его не берет, начальник административного департамента приглашает обедать… Злая судьба от него, видно, отступилась.

Начальник полиции сказал:

— Входите, Скоби. У меня для вас хорошие вести.

И Скоби приготовился к тому, что от него отступятся снова.

— Бейкер сюда не едет. Он нужен в Палестине. Они все же решили назначить на мое место самого подходящего человека.

Скоби сидел на подоконнике, опустив на колено руку, и смотрел, как она дрожит. Он думал: ну вот, всего этого могло и не быть. Если бы Луиза не уехала, я никогда не полюбил бы Элен, меня не шантажировал бы Юсеф, я никогда не совершил бы с отчаяния этого поступка. Я бы остался собой, тем, кто пятнадцать лет живет в моих дневниках, а не разбитым слепком с человека. Но ведь только потому, что я все это сделал, ко мне пришел успех. Я, выходит, один из слуг дьявола. Он-то уж заботится о своих. И теперь, думал он с отвращением, меня ждет удача за удачей.

— Я подозреваю, что вопрос решил отзыв полковника Райта. Вы на него произвели прекрасное впечатление.

— Слишком поздно, сэр.

— Почему?-

— Я стар для этой работы. Сюда надо человека помоложе.

— Чепуха. Вам только пятьдесят.

— Здоровье у меня сдает.

— Первый раз слышу.

— Я сегодня как раз жаловался Робинсону в банке. У меня какие-то боли и бессонница. — Он говорил быстро, барабаня пальцами по колену. — Робинсон просто молится на Тревиса. Говорит, что тот сотворил с ним чудо.

— Бедняга этот Робинсон!

— Почему?

— Ему осталось жить не больше двух лет. Это, конечно, строго между нами, Скоби.

Люди не перестают друг друга удивлять: значит, этот смертный приговор вылечил Робинсона от воображаемых болезней, от чтения медицинских книг, от ходьбы из угла в угол по своему кабинету! Так вот как бывает, когда узнаешь самое худшее. Остаешься с ним один на один и обретаешь нечто вроде покоя.

— Дай бог, чтобы всем нам удалось умереть так спокойно. Он собирается ехать домой?

— Не думаю. Скорее, ему придется лечь в больницу.

Скоби думал: эх, а я не понял тогда того, что вижу. Робинсон показывал мне самое заветное свое достояние: легкую смерть. Этот год даст большую смертность, хотя, пожалуй, и не такую большую, если вспомнить, что делается в Европе. Сначала Пембертон, потом ребенок в Пенде, а теперь Робинсон… Нет, это немного, но ведь я не считаю смертей от черной лихорадки в военном госпитале.

— Вот так-то обстоят дела, — сказал начальник полиции. — В будущем году займете мое место. Ваша жена будет рада.

Я должен буду терпеливо вынести ее радость, думал Скоби без всякой злобы. Я виноват, и не мне ее осуждать или показывать свое раздражение.

— Я пойду домой, — сказал он.

_*

Али стоял возле машины, разговаривая с каким-то парнем, который, увидев Скоби, скрылся.

— Кто это такой, Али?

— Мой младший брат, хозяин.

— Как же я его не знаю? Одна мать?

— Нет, хозяин, один отец.

— А что он делает?

Али молча вертел заводную ручку, с лица его лил пот.

— У кого он работает, Али?

— Что, хозяин?

— Я спрашиваю, у кого он работает?

— У мистера Уилсона, хозяин.

Мотор завелся, и Али сел на заднее сиденье.

— Он тебе что-нибудь предлагал, Али? Просил, чтобы ты доносил на меня — за деньги?

Ему было видно в зеркале лицо Али — хмурое, упрямое, скрытное, каменное, как вход в пещеру.

— Нет, хозяин.

— Мною интересуются и платят за доносы хорошие деньги. Меня считают плохим человеком, Али.

— Я ваш слуга, — сказал Али, глядя ему прямо в глаза.