Собрание сочинений в 6 томах. Том 4

— Но мы могли состоять в тайном сговоре, а Вордсворт имел право уехать в очередной отпуск. Нет-нет, все же мозг у полицейского устроен по шаблону. Я помню, как однажды, когда я была в Тунисе, там давала представление бродячая труппа. Они играли «Гамлета» на арабском языке. И кто-то позаботился, чтобы в интермедии короля убили по-настоящему, вернее, не убили до конца, но покалечили — ему сильно повредили правое ухо, впустив туда расплавленный свинец. И кого, ты думаешь, первым делом заподозрила полиция? Вовсе не актера, который влил свинец, хотя он уж наверняка должен был знать, что ложка не пустая и горячая на ощупь. Нет, они отлично знали шекспировскую пьесу и поэтому арестовали дядю принца Гамлета ^{125}.

— Сколько вы успели поездить за свою жизнь, тетя Августа, — сказал я.

— Но я еще не поставила точку. Будь у меня спутник, я хоть завтра отправилась бы снова, но, к сожалению, я уже не могу поднимать тяжелые чемоданы, а носильщиков сейчас явно не хватает, как ты, наверное, успел заметить на вокзале Виктория.

— Мы можем продолжить наши путешествия к морю, — сказал я. — Я помню, много лет назад мы ездили в Уэймут. Там на набережной стояла позеленевшая от времени статуя Георга III ^{126}.

— Я заказала два спальных места в Восточном экспрессе, ровно через неделю, включая сегодняшний день.

Я поглядел на тетушку в недоумении.

— Билеты куда? — спросил я.

— В Стамбул, разумеется.

— Но ведь это займет несколько дней…

— Ровно три ночи.

— Но если вам так уж нужно в Стамбул, разве не проще и дешевле лететь самолетом?

— Я летаю, только когда нет выбора, — сказала тетушка.

— Но это совершенно безопасно.

— Это вопрос вкуса, а не нервов. Я когда-то была близко знакома с Уилбуром Райтом ^{127}. Он даже несколько раз брал меня с собой в полеты, и я всегда чувствовала себя вполне надежно в его летательной машине. Но я не выношу, когда все время орет никому не нужный громкоговоритель. На вокзалах, слава богу, людей еще не сводят так с ума. Аэродром мне всегда напоминает большой туристский лагерь.

— Тетушка, если вы выбрали в компаньоны меня…

— Естественно, тебя, Генри.

— Я должен извиниться, тетя Августа, но пенсия управляющего банком не так велика.

— Я, разумеется, оплачиваю все расходы. Налей мне еще вина, Генри. Оно превосходно.

— По правде говоря, я не привык к заграничным путешествиям. Боюсь, вы скоро обнаружите…

— Со мной ты быстро привыкнешь. Все Пуллинги были великолепными путешественниками. Не исключено, что я заразилась этим вирусом от твоего отца.

— Только не от него… Он никогда не ездил дальше центра Лондона.

— Он путешествовал от одной женщины к другой всю свою сознательную жизнь. Это, в конце концов, то же самое. Новые ландшафты, новые обычаи. И каждый раз масса воспоминаний. Долгая жизнь вовсе не значит много лет жизни. Человек без воспоминаний может дожить до ста лет и считать, что жизнь прожита мгновенно. Твой отец как-то сказал мне: «Первую девушку, с которой я спал, звали Роза, и, что самое удивительное, она работала в цветочном магазине. Мне кажется, это было тысячу лет назад». Ну а возьми твоего дядюшку…

— Я не знал, что у меня был дядя.

— Он был на пятнадцать лет старше твоего отца. Он умер, когда ты был совсем мальчиком.

— Он тоже был великий путешественник?

— Любовь к путешествиям приняла у него довольно странную форму в конце жизни, — сказала тетушка.

Если б я мог точно передать все интонации ее голоса! Она любила говорить, любила рассказывать. Она строила фразу, как писатель, который пишет неторопливо и, зная заранее, каким будет следующее предложение, уверенно ведет к нему перо. Ей было несвойственно рвать фразу или прерывать повествование. В ее речи была какая-то классическая точность или, вернее сказать, старомодность. Ее эксцентричная речь, которая, нельзя не признать, нередко вызывала шок у собеседника, приобретала особый блеск, будучи вставленной в старинную оправу. И чем ближе я узнавал мою тетушку, тем чаще я думал, что она сделана из какого-то металла, не из яркой меди, а из благородной бронзы, отполированной до блеска, как колено бронзовой лошади в гостиной отеля «Пари» в Монте-Карло, — эту историю рассказала мне однажды тетушка, — которое ласково поглаживало не одно поколение игроков.

— Твой дядя был букмекер, известный под именем Джо, — сказала тетушка. — Он был очень толстый. Не знаю, к чему я тебе это говорю, но мне всегда нравились толстые мужчины. Обычно это люди, которые перестают делать усилия и суетиться, так как у них хватает здравого смысла понять, что женщины, в отличие от мужчин, редко влюбляются в красоту физическую. Карран был полный, твой отец тоже. С толстыми людьми чувствуешь себя гораздо уютнее. Я надеюсь, во время нашего путешествия ты немного наберешь в весе. Ты имел несчастье выбрать нервную профессию.

— Но я никогда не сохнул из-за женщин, — пошутил я.