Собрание сочинений в 6 томах. Том 4

Угли под быком почернели, а от быка остался только остов. Пир удался на славу. Мы сидели на скамейках в саду, перед нами стояли столы — доски, положенные на козлы, — и мы ходили с тарелками к вертелу. Я заметил, что сидящий рядом со мной тучный человек четыре раза брал себе огромные порции мяса.

— У вас хороший аппетит, — сказал я.

Он ел, как добрый едок с иллюстраций викторианских времен: локти в стороны, голова низко опущена, за ворот засунута салфетка.

— Это пустяки, — отозвался он. — Дома я съедаю восемь кило говядины в день. Мужчине нужна сила.

— А чем вы занимаетесь? — полюбопытствовал я.

— Я начальник таможни. — Он ткнул вилкой вдоль стола, где немного подальше сидела тоненькая бледная девушка, которой, судя по ее виду, не было и восемнадцати. — Моя дочь, — сказал он. — Я ей советую есть больше мяса, но она упряма, как ее матушка.

— А которая здесь ее матушка?

— Она умерла. Во время гражданской войны. У нее не было сопротивляемости. Она не ела мяса.

И вот, когда уже было за полночь, он снова оказался возле меня. Обхватив мои плечи рукой, он стиснул их, как будто мы были старыми приятелями.

— Вот Мария, — сказал он. — Моя дочь. Она хорошо говорит по-английски. Непременно потанцуйте с ней. Скажите ей, что она должна больше есть мяса.

Мы пошли с нею рядом. Я сказал:

— Ваш отец говорит, что он съедает восемь кило мяса за день.

— Да. Это правда, — ответила она.

— Боюсь, у меня не получаются здешние танцы.

— Это ничего. Я уже натанцевалась.

Мы направились к рощице, я нашел два пустых кресла. Около нас остановился фотограф и мигнул своей вспышкой. Лицо ее в резком свете казалось особенно бледным, глаза испуганными. Потом все погрузилось в темноту, и я уже еле различал ее лицо.

— Сколько вам лет?

— Четырнадцать.

— Ваш отец считает, что вам надо есть побольше мяса.

— Я не люблю мяса.

— А что вы любите?

— Поэзию. Английскую поэзию. Я очень люблю английские стихи. — Она с серьезным видом продекламировала: — «Из крепкого дуба у нас корабли, из крепкого дуба матросы» ^{248}. — И добавила: — И еще «Уллин и его дочь» ^{249}. Я часто плачу, когда читаю «Уллина и его дочь».

— А Теннисона вы любите?

— Да, я знаю стихи лорда Теннисона. — Теперь, обнаружив у нас общие интересы, она держалась увереннее. — Он тоже печальный. Я очень люблю все печальное.

Гости снова столпились в зале, так как арфист и гитарист заиграли польку, — мы видели в окна мелькание пар. Я в свою очередь процитировал «Мод» дочери таможенника: «И проходит в веселье короткая ночь, в озорной болтовне и вине» ^{250}.

— Этого стихотворения я не знаю. Оно печальное?

— Это длинная поэма, и конец у нее очень печальный. — Я попробовал припомнить какие-нибудь печальные строки, но единственное, что мне в эту минуту пришло в голову, были слова: «Страшусь я зловещей лощины в угрюмом соседнем лесу». Но, вырванные из контекста, они потеряли свой смысл. Я сказал:

— Если хотите, я дам вам ее почитать, у меня с собой есть сборник стихов Теннисона.

К нам приближался О’Тул, и я ухватился за этот удобный случай, чтобы сбежать. Я ужасно устал, и у меня ныло ухо.

— Это Мария, — сказал я. — Она изучает английскую литературу, как ваша дочь.

Он был грустный и серьезный, и я решил, что они найдут общий язык. Было уже около двух ночи. Я мечтал отыскать какой-нибудь тихий уголок и вздремнуть немножко. Но посредине лужайки я встретил чеха, беседующего с мистером Висконти. Мистер Висконти сказал:

— Генри, мы получили предложение.

— Какое?

— У этого джентльмена имеется два миллиона пластмассовых соломинок. Он отдает их нам за полцены.

— Этого хватит на все население Парагвая, — заметил я.

— Я думал не о Парагвае.

Чех улыбнулся.

— Если вы убедите их пить матэ через соломинку…

Сам он явно не относился всерьез к их деловой беседе, но воображение мистера Висконти, как я видел, уже заработало вовсю. Мне это напомнило тетушку Августу, когда она начинала расцвечивать свою очередную историю. Возможно, мистера Висконти возбудило само звучание этой круглой роскошной цифры — два миллиона.

— Я думал о Панаме, — пояснил он. — Если наш панамский агент сумеет завезти их в зону канала. Представьте себе, сколько через нее проходит американских моряков и туристов…

— А что, американские моряки пьют прохладительные напитки? — удивился чех.

— Вы разве не слыхали, — возразил мистер Висконти, — что пиво пьянит гораздо сильнее, если тянуть его через соломинку?

— Ну, это, разумеется, легенда.

— Сразу видно протестанта, — заявил мистер Висконти. — Любому католику известно, что легенда, в которую верят, обладает той же ценностью и силой воздействия, что и истина. Возьмите культ святых.

— Но среди американцев может оказаться много протестантов.