Собрание сочинений в 8 томах. Том 2. Воспоминания о деле Веры Засулич

Что касается характера всего происшествия 31 марта, то нет также никаких данных утверждать, чтобы овации, сделанные Засулич, носили на себе признаки какого-либо государственного преступления. Нельзя не принять при этом во внимание той обстановки на суде, которая дана была делу о покушении на жизнь генерал-адъютанта Трепова, и того мотива, которым руководствовалась Засулич во время совершения преступления. Сочувствие к Засулич, выраженное молодежью, в числе которой находилось много свидетелей происшествия в доме предварительного заключения 13 июля 1877 г., объясняется совершенно естественно и по характеру своему ничем не отличается от встречи, сделанной присяжному поверенному Александрову, защитнику подсудимой. Кроме того, логическая последовательность фактов не дает права предполагать в происшествии 31 марта какого-либо политического характера, так как процесс Засулич был веден общим порядком судопроизводства, как простое убийство, и, следовательно, не существовало даже мотива для собравшейся толпы совершать по этому поводу демонстрацию политического характера. Наглядным подтверждением только что сказанного может послужить поведение избранной публики (допущенной по билетам) в зале заседания: она не только рукоплескала приговору присяжных, но даже два раза встречала тем же речь защитника. Не признавая никакого политического характера в беспорядках, произведенных в зале суда, нельзя отнестись иначе и к уличному беспорядку, произведенному молодежью, не попавшею в заседание. Разница между тем и другим беспорядками заключается только в том, что один был произведен в зале суда, во время самого хода процесса и был прерван распоряжением председателя, а другой — на улице и прекращен вмешательством полиции. Что касается выстрелов, то достаточно выяснено по делу, что они являются в беспорядке 31 марта эпизодом случайным, проявлением воли одного лица, которое, по всем вероятиям, действовало даже не вполне нормально, и, следовательно, вся эта часть происшествия не может быть отнесена на счет всей толпы молодежи, не позволявшей себе, по удостоверению чинов полиции, никаких поступков, которые нарушали бы благочиние, уважение к властям и порядок. Если бы не последовало выстрелов, то несомненно, что толпа разошлась бы так же спокойно, как разошлась из церкви Владимирской Божией матери, где молодежь 5 апреля служила панихиду по Григории Сидорацком. Фактическим подтверждением высказанному положению служит то, что полковник Дворжицкий один руководил процессиею со Шпалерной до Фурштадтской улицы, что 20 жандармов при офицере отправлялись в стороне от толпы в казармы и что только после произведенных выстрелов потребованы были конные жандармы, содействие которых оказалось излишним, так как толпа разошлась сама.

Наконец, последний вопрос, подлежащий рассмотрению, заключается в том, составляет ли вообще шествие 31 марта, руководимое полициею, проступок против тишины и порядка, предусмотренный Уставом о наказаниях, налагаемых мировыми судьями.

Для правильного разрешения этого вопроса необходимо было обратиться к постановлениям XV тома Свода законов, изд. 1876 года. В Уставе о пресечении и предупреждении преступлений существует целый ряд статей, определяющих деятельность полиции, ее права и обязанности по охранению общественного порядка. По самому названию своему Устав этот указывает на необходимость предупреждать всякого рода сходбища, собрания, общей тишине и спокойствию противные. Полиция пресекает в самом начале всякую новизну, законам противную, и наблюдает, чтобы благочиние, добронравие, порядок и все предписанное законом для общей и частной пользы было исполняемо и сохраняемо, а в случае нарушения приводит всякого, несмотря на лицо, к исполнению предписанного законом.

Таким образом, нет сомнения, что всякое сходбище, противное общественному порядку, должно быть полициею в самом начале рассеяно, в крайности даже военною силою (ст.ст. 123 и 134), в противном случае нужно признать, что собрание не незаконно и разрешено полициею.