Собрание сочинений в 8 томах. Том 3. Судебные речи

Когда эта группа данных будет очищена от излишних наслоений, в ней останется ряд показаний об отношениях между Жюжан и покойным Познанским. Подсудимая говорила здесь, что все существенное, что показывают эти свидетели, — ложь или, как она выразилась, «вранье». Вы припомните весь ряд этих свидетелей, начиная с шести молодых учащихся людей, в общестзе которых Жюжан, по их словам, допускала слишком вольное с собою обращение, переходя к няне Рудневой и горничной Яковлевой, которые слышали от нее сознания, исполненные грязных подробностей о ее связи с иевышедшим еще из отрочества Познанским, и кончая Татьяною Казанской, которая, не щадя и себя, нарисовала пред вами последствия ее пиро-ванья с Жюжан. Если вы найдете, что все эти свидетели, несмотря на разность лет, положений и отношений к Жюжан, несмотря на связующую их всех присягу, поголовно говорят ложь, вы отвергнете их показания, и в деле останется пробел, который трудно будет чем-либо наполнить; но если вы не отвергнете эти показания, то вам придется припомнить существенные их черты и дополнить рассказами Николая Познанского. Эти существенные черты содержат в себе указания на первоначальную нежность отношений между Жюжан и ее учеником, которого расположил к ней ее веселый, необидчивый нрав, на довольно скорый переход от нежности к страсти со стороны Жюжан и к пробуждению инстинктов в Познанском, последствием которого явились их близкие отношения между собою. Если признавать существование этих отношений, то необходимо иметь в виду, что по самой разности лет отношения эти не могли долго оставаться одинаковыми. По естественному ходу вещей, каждый месяц должен был приближать подсудимую к старости, каждый месяц должен был открывать перед мужавшим отроком, который притом пользовался полною свободою, новые горизонты и возможность иных, лучших отношений. Отсюда могли, по мнению обвинителя, вытекать охлаждение, с одной стороны, и стремление удержать за собою привязанность юноши, с другой стороны, стремление, от которого легок переход к ревности. Житейский опыт поможет вам, господа присяжные, осветить эту часть дела надлежащим образом, а память восстановит разные мелочные подробности, о которых вы слышали преимущественно при закрытых дверях. Для оценки характера этих отношений, во всяком случае, не следует забывать неотвергаемой и самою подсудимою сцены ссоры с Николаем Познанским, начавшейся требованием Познанского, чтобы Жюжан увели из его комнаты,, за что она взяла его за ухо, и кончившейся тем, что приведенного в исступление юношу пришлось крестить и запирать на ключ. Не надо упускать из виду и того цинического выражения покойного о Жюжан, которое написал вчера, по моему предложению, на бумаге гимназист Соловьев. Если вы поверите ему, что такие именно слова были произнесены Познанским в кругу товарищей, то вы, конечно, найдете, что в них нет следа любви, нежности или просто даже уважения, с которым обыкновенно относится молодое существо к предмету своей привязанности, и что они представляют собою выражение грубого, чувственного молодечества, от которого недалеко до охлаждения и даже до отвращения. Когда пред вами, так или иначе, выразится Жюжан в отношениях своих к Николаю По-знанскому, вам придется вернуться к причине смерти его — отравлению и удостовериться, существует ли между ядом в теле Познанского и Маргаритой Жюжан та связь, та смычка, о которой я вам говорил.

Данные, которые должны смыкать отравителя с его жертвою, распадаются на два неизбежных звена: желание причинить вред и самое причинение вреда. Они должны быть тесно связаны одно с другим, они немыслимы, при умышленном отравлении, одно без другого.

Рассматривая вопрос о желании Жюжан причинить вред или погибель Познанскому, вы прежде всего остановитесь на доносе. Он был подвергнут двоякой экспертизе, по содержанию и по способу письма. Защита доказывала вам, что каллиграфическая экспертиза вообще не заслуживает доверия. Я должен сказать, что хотя такая экспертиза в последнее время, в особенности во Франции, и сделала большие успехи, но она еще не достигла полной степени совершенства. Здесь, впрочем, экспертом Буев-ским был употреблен не только прежний прием сравнения очертания букв, но и новый прием исследования «привычек» письма. Поэтому экспертиза эта представляется произведенною с достаточною полнотою. Рядом с нею идет экспертиза «стиля», т. е. языка доноса. Если б экспертизы расходились или противоречили одна другой, их бы следовало исключить из числа соображений, но они сходятся в выводах. Вы столь внимательно вникали в производство их, сами тщательно рассматривая, читая и сличая донос, что, конечно, придете в оценке экспертиз этих к правильному выводу. Напомню только, что эксперты второго рода признали, что донос написан человеком, владеющим французским языком, но с такими грубыми ошибками, которых не нарочно не может сделать знающий язык и не делают обыкновенно учащиеся языку. Мог ли русский лакей Василий, прислуживавший на гимназической пирушке, написать такое письмо — разрешите вы сами.