Собрание сочинений в 8 томах. Том 3. Судебные речи

Вопрос о пределах исследования — вопрос важный и трудный. Но эти пределы имеют такое серьезное значение, что установление их необходимо. Большинство юристов не сомневается, что отправною точкою исследования должно быть событиепреступления. Оно подлежит обследованию вполне и со всевозможною подробностью, ибо в ней, в этой подробности, очень часто содержится и указание на внутреннюю сторону преступления. Точно так же подробно должен быть исследован и законный состав преступления. Здесь точность и даже мелочность исследования имеют прямое отношение к делу. Но затем должны быть, сообразно свойству каждого преступления и по каждому делу, установлены пределы, до которых должно идти исследование. Так, не все предшествовавшие преступлению события, а лишь ближайшие к нему и с ним связанные могут иметь значение для дела. Обстановка, в которой совершено преступление или в которой находились обвиняемый и жертва преступления, а также движущий и притом даже объективный мотив действий обвиняемого, конечно, подлежат исследованию, равно как и личность обвиняемого, уже потому, что они содержат в себе часто задатки снисхождения. Но пределы этого исследования, особливо по отношению к личности, зависят от рода преступления и от доказанности события. Личность должна быть, по меткому выражению одного из наших выдающихся юристов, исследована «постольку, поскольку она вложилась в факт преступления». Там, где самое событие налицо, дело требует и допускает меньший объем исследования, но где дело идет об отрицаемом обвиняемом событии, как, например, изнасиловании, поджоге застрахованного имущества, подлоге завещания и т. п., там обвинение, как это уже было мною заявлено Сенату в заключении по делу Назароза, может быть доказано или опровергнуто доказательствами, разъясняющими такие стороны личности и жизни обвиняемого, в которых выразились свойства, вызвавшие движущие побуждения его судимого деяния, или, наоборот, с которыми это деяние стоит в прямом противоречии. Но идти далее этого — значит вторгаться в такую область, которая суду не подлежит, да ему и не нужна для правильного исполнения его задачи. Он рассматривает не жизнь обвиняемоговообще, а преступное деяние, он осуждает подсудимого за те стороны его личности, которые выразились в этом деянии, а не за жизнь его. Иначе судебному исследованию и, да позволено будет сказать, любопытству отдельных судебных деятелей не будет предела. Такой порядок вещей не может быть признан нормальным ни в отношении обвиняемого, ни тогда, когда подобные приемы исследования направляются на потерпевшего, когда о нем производится своего рода дознание чрез окольных людей, причем жизнь и личность раскапываются с самою мелочною подробностью, точно дело идет исключительно о решении вопроса — достоин ли он был постигшей его участи? — как будто житейское поведение потерпевшего может изъять его из покровительства закона и по отношению к нему сделать дозволенным, по личному взгляду подсудимого, то, что не дозволено и преступно по отношению к другим людям. Такого взгляда, конечно, у судебной власти существовать не может и не существует; но поэтому и действия ее по собиранию доказательств не должны никому давать повода думать, что собранный ею материал может послужить для проведения в жизнь такого превратного и противоречащего условиям общежития взгляда.

Обращаясь к исполнению судебною палатою второго требования 534 статьи Устава уголовного судопроизводства, надо признать, что оно ею не исполнено, так же как не исполнена и 537 статья Устава уголовного судопроизводства, без сомнения обязывающая обвинительную камеру оценивать обвинительный акт не только по квалификации деяния, но и по его содержанию и способу изложения. Исследование не относящихся к делу подробностей нашло себе выражение прежде всего в обвинительном акте по делу Палем: в нем, после изложения события преступления, указано, что, по выражениюОльги Палем, Дов-нар был человек бесхарактерный, гаденький и нахальный; он закладывал ее вещи, пользовался ее деньгами и присвоил себе часть мебели, купленной ею на деньги, полученные от Кандинского, а затем подробно изложена проверка такого взгляда обвиняемой на убитого ею Довнара, предпринятая на предварительном следствии, причем ее собственное прошлое рисуется на пространстве двадцати девяти слишком лет, начиная с того дня, когда «у симферопольского еврея Мордки и жены его Гени Палем родилась дочь Меня». На обязанности обвинительной камеры лежало определить, какие части обвинительного акта представляются излишними, вредящими ясности и цельности дела и поэтому не соответствующими целям правосудия, и придать этому важному документу, формулирующему собою обвинение и предшествующему судебному рассмотрению дела, серьезный и деловой характер. Это требование палатою не было исполнено. Не видно в определении палаты и следов рассмотрения приемов и действий судебного следователя с точки зрения их законности и правильности.