Собрание сочинений в 9 тт. Том 7

— Он под арестом, — сказал генерал Форрест, и в словах его слышалась не просто усталость. — Я ухлопал четыре дня на то, чтобы завлечь Смита туда, куда мне нужно. После чего даже вон тот мальчуган мог бы вести с ним бой. — Он говорил «ухлопать» вместо «потратить» и «тягал» вместо «таскал». Но, наверное, если ты умеешь так воевать, даже бабушке все равно, как ты разговариваешь. — Не стану докучать вам подробностями. Да он и сам их не знал. От него требовалось одно — точно выполнить мой приказ. Уж как только я ему ни объяснял, что надо делать, — от и до, — с той минуты, как он от меня уедет, и до той, когда вернется ко мне назад, разве что не нарисовал план на полах его мундира! Ему было положено войти в соприкосновение с противником и сразу же отступить. И солдат я дал ему столько, чтобы он не мог ничего затеять. Долго ему втолковывал, как быстро им отступать, какую при этом поднять шумиху и даже как ее устраивать. И что, по-вашему, он сделал?

— Могу сказать, — ответила бабушка. — Вчера в пять часов утра он сидел верхом на лошади и орал «прощайте» у меня под окном, а весь двор за ним был забит его солдатами.

— Он разделил свой отряд надвое, половину и в самом деле загнал в заросли, чтобы они там подняли шум, а вот Другую половину — самых что ни на есть отчаянных дурней — двинул в сабельную атаку на авангард противника. Ни одного выстрела он не сделал. Оттеснил передовой отряд прямо в центр основных сил Смита и так его напугал, что Смит, выслав навстречу свою кавалерию, отошел под ее прикрытием назад, и теперь я не знаю, я его изловлю или, наоборот, он меня. Начальник военной полиции вчера вечером наконец-то поймал этого парня. Он, видите ли, вернулся назад, подобрал остальных тридцать солдат своей роты и уже успел пройти двадцать миль, подыскивая, на кого бы ему еще напасть. «Хотите, чтобы вас убили?» — спрашиваю. «Да не особенно, — он говорит, — но в общем меня мало трогает, убьют меня или нет». — «Тогда и меня это мало трогает, — сказал я, — но вы рисковали целой ротой моих солдат». — «А разве они не для этого вступали в армию?» — спрашивает он. «Они вступили в военную организацию, задачей которой является выгодное расходование каждого из ее участников. Но, видно, вы не считаете меня достаточно ловким торговцем человеческим мясом?» — «Боюсь сказать, — ответил он, — с позавчерашнего дня я не очень-то много раздумывал, как вы и другие ведете эту войну». — «А чем же вы занимались позавчера, что так резко изменило ваши взгляды и привычки?» — «Частично воевал. Рассеивал силы противника». — «Где?» — спросил я. «В имении одной дамы, в нескольких милях от Джефферсона, — сказал он. — Один из негров звал ее бабушкой, как и белый мальчик. Остальные звали ее мисс Рози».

На этот раз бабушка смолчала. Она ждала, что будет дальше.

— Ну? — сказала она.

— «Я все еще пытаюсь выигрывать сражения, даже если у вас с позавчерашнего дня пропала к этому охота, — сказал я. — Вот я пошлю вас к Джонсону в Джексон. Он вас загонит в Виксберг, а там можете вести единоличные боевые операции сколько вашей душе угодно, хоть днем, хоть ночью». — «Будь я проклят, если вы это сделаете», — сказал он. А я ответил: «Будь я проклят, если этого не сделаю».

И бабушка ничего ему не сказала. Совсем как позавчера Эбу Сноупсу, — не то, чтобы она его не слышала, но словно сейчас было не время обращать внимание на подобную ерунду.

— И сделали? — спросила она.

— Не могу. И он это знает. Нельзя наказывать человека за то, что он побил противника вчетверо сильнее его. Что ж я потом скажу там, в Теннесси, где мы оба живем, не говоря уж о его дяде, о том, которого провалили шесть лет назад на выборах в губернаторы; сейчас он личный помощник Брагга и заглядывает ему через плечо всякий раз, когда тот вскрывает депешу или берется за перо. А я еще стараюсь выигрывать сражения! Но не могу. Из-за какой-то девчонки, из-за какой-то незамужней молодой особы, которая в общем ничего против него не имеет, если не считать того, что, к несчастью, он спас ее от шайки неприятелей при таких обстоятельствах, о которых все, кроме нее, постарались бы поскорее забыть, а она, видите ли, не желает слышать его фамилию! Ведь теперь, какое сражение ни начну, я должен думать о капризах двадцатидвухлетнего сопляка, прошу прощения! А если ему снова взбредет в голову затеять какую-нибудь вылазку, когда он подобьет на это хотя бы двоих солдат в серых мундирах?

Он замолчал и поглядел на бабушку.

— Ну? — спросил он.

— Вот в том-то и дело, — сказала бабушка. — Что «ну», мистер Форрест?