Собрание сочинений в четырех томах. 3 том

Рябинин (ворочается на постели, хрипит). Пусти! Пусти! (Рывком поднимается. Стонет. Оглядывает долгим взглядом комнату. Пытается сообразить, где он. Потом с трудом сползает с постели, подходит к окну, распахивает его, стонет и исчезает за окном.)

Занавес

КАРТИНА ВТОРАЯ

Зал богатого купеческого особняка. Потолок и стены расписаны: на них изображены крылатые амуры, купидоны, нимфы. Огромное венецианское окно из цветных стекол. Много стекол выбито. Камин с изразцами. Остатки роскошной мебели. На паркетном полу обломки фарфора, стекла, солома. Несколько пустых коек с соломенными тюфяками. Дверь в виде арки в левом углу сцены ведет на парадную лестницу. На улице у подъезда два каменных льва. На сцене пусто. Откуда-то глухо доносятся звуки военного оркестра. На сцену вваливается шумная гурьба комсомольцев. Впереди Антон, размахивающий бумажкой, за ним Рябинин на костылях, Очкарь с папкой, Ефимчик в обмотках и с брезентовым портфельчиком, Федька, Даша и другие. Они в восторге остановились перед подъездом.

Антон (тихо, восхищенно). Ва-ажно! (Нерешительно погладил морду льва.) Ва-ажно! Душа из меня вон! (Распахивает дверь, взбегает по лестнице.)

Остальные бегут вслед за Антоном, вваливаются в зал.

Даша (шепчет, сложив руки). Красота какая! Я такого и не видала сроду...

Очкарь (подходит вплотную к стене и, щурясь, разглядывает панно. Докторальным тоном). Это «Амур и Психея». Обычные для эпохи абсолютизма. Мы, разумеется, это замажем... и...

Антон (яростно). Я те замажу! Я те замажу, душа из тебя вон! Пускай и нам послужит буржуазная красота... Безумству храбрых поем мы песню! (Оглядывается и восхищенно шепчет.) Ва-ажно! Знаменито! (Ко всем, размахивая ордером.) Ну, подпольщики! Вылезли, а! Безумству храбрых поем мы песню!.. Внизу у нас будет клуб, там — центральный горком, а здесь мы жить будем коммуной.

Рябинин. Убрать все после немцев надо. Ишь свиньи, какой дом запакостили!

Даша (тихо). Полы бы вымыть надо.

Федька (хмуро, враждебно). Здесь немецкий штаб был. Мы на дверях еще листовки клеили. Здесь они, гады, отца моего расстреляли.

Ефимчик (достает из кармана мелок и старательно, крупно пишет на дверях). «Коммуна номер... (Задумался.) Номер раз!..» (Стряхивает мел с пальцев, усаживается на койку. Громко, ко всем.) А эта койка моя! (Кладет на нее портфельчик.)

Антон (впервые заметив Ефимчика, удивленно). Постой, постой... а ты откуда взялся? Ты кто такой?

Ефимчик. Я — Ефимчик. Ефим Иваныч.

Антон. Да к нам откуда попал?

Ефимчик. А я от эшелона отстал. Эшелон ушел, а я остался. Ну, все равно. Буду у вас жить. А эта койка моя.

Антон. Ты комсомолец?

Ефимчик. Коммунист. В мировом масштабе.

Антона билет у тебя есть?

Ефимчик. Какой билет?

Антон. Какой... какой?.. Комсомольский!

Ефимчик (растерянно). А билета у меня нет.

Антон (смеясь). Ну, так какой же ты комсомолец — без билета?

Ефимчик. Может, у папаньки мой билет? Мы с ним вместе ехали.

Общий хохот.

(Взбешенный, со слезами на глазах.) Чего ржете? Чего ржете? Нет у меня билета. Не билетные комсомольцы бывают, а у кого сердце горячее. Я сам коммунист с семнадцатого года. Вместе с папенькой в ПУАРМе работал. Вот что!

Антон. Что же ты делал в ПУАРМе?

Ефимчик. А я все делал. Листовки таскал, газеты развозил. Меня, брат, все знают. А билета у меня нет.

Антон (улыбаясь). Ну ладно, Ефим. Кончено твое дело: остаешься у нас.

Ефимчик. То-то... А билет. (Вдруг вспомнив, кричит.) Эй, где там которая из тюрьмы? (Бросается к Даше, вытаскивает ее на середину.) Вот, товарищ Антон, ее было вешать назначено, ну, наши войска пришли, повешение, значит, отменяется. Я ее на улице встретил. Да вот она сама, повешенная. (Даше.) Ты не робей. Ты говори. Это все наши ребята, народ — ничего...

Даша (смущена общим жадным вниманием). Да я... К Ленину меня ребята посылали за инструкцией. Да вот не дошла. Поймалась.

Антон. Куда же ты к Ленину шла? Ленин в Москве.

Даша. Вот и я говорила ребятам: в Москве он. А Петро Кириченко говорит: «Не может Ленин в Москве сидеть. Он тут, на фронте. Найди и инструкцию получи».

Антон. Какую инструкцию?

Даша (вздохнув). Комсомол мы хотели организовать в селе. А без инструкции как же? Без инструкции нам никак нельзя. И мужики не верят.