Собрание сочинений в десяти томах. Том 2

Они были уже далеко за селом. Остановившись вместе с Азой, Тумр оглянулся и тут только вспомнил, что оставил жену одну, больную.

— Что ж будет завтра? — спросил он с принужденной улыбкой. — То же, что и сегодня: голод, нужда! Не правда ли? Вы скоро бросите Стависки и пойдете куда глаза глядят, а я умру тут на привязи, как собака.

— Можешь идти с нами.

— Я? С вами? А жена?

— С женой и с ребенком. Чего тебе ждать здесь? Чего доброго, еще повесят. Из наших никто еще не умирал голодной смертью, найдется у нас и для тебя работа и кусок хлеба.

— Жена-то не захочет.

— Что ж это у вас, жена правит домом, а не муж? — с насмешкой произнесла Аза. — И ты ей повинуешься? Вот еще?! Она вышла за цыгана — пусть и идет за ним!

— Нет! — отвечал Тумр после минуты раздумья. — Я этого не сделаю.

Видно было, что он хотел сказать еще что-то, но замолк.

— Почему? — настоятельно спросила цыганка.

— Почему?! Потому что и ты была бы вместе с ними! Слышишь, Аза? — произнес цыган, ухватив за руку свою собеседницу.

— Я? Так и я сделалась твоим врагом, что ли? — спросила Аза голосом, в котором был слышен упрек.

— Нет, таиться нечего, — решительно отвечал Тумр, — ты бы и меня, как этого пана, сожгла своими глазами, у тебя нет сердца!

— О! Да к чему тебе мое сердце?

— Ты спрашиваешь?

— Спрашиваю потому, что ты полюбил белокурую крестьянку.

Тумр опустил глаза.

— И ты когда-то любила пана…

— Так же, как и теперь, — отвечала Аза. — Какое тебе дело до моего сердца? Оно свободно. Ты любил меня прежде… теперь любить не можешь, пора прошла.

— Пора прошла. Пора прошла! — вскричал цыган, выпуская ее руку. — О, я это знаю. Вот когда мне пришлось с ума сойти от тебя!

— Ужели? — спросила девушка, несколько смутившись.

— Подлая! Еще смеешься надо мной!

— Нет, я только спросила тебя.

Тумр дико посмотрел на нее из-под нависших ресниц и замолчал.

Долго они шли не говоря ни слова, их мысли и лица вскоре изменились.

Аза вдруг стала задумчива, вместо веселости, на лице появилось грустное выражение. Тумром мало-помалу овладевало то же бессознательное чувство, которое привело его за несколько дней перед тем к табору цыган. Прежняя страсть забушевала в его груди и выразилась в его глазах. Когда взоры их встретились, Аза испугалась и почувствовала себя ничтожной пред этим Геркулесом.

— Ступай домой, — произнесла она дрожащим голосом, — ступай! Еще увидимся…

— Где? Когда?

— Не знаю… не знаю, — торопливо отвечала Аза, стараясь уйти, — сегодня или завтра…

— Ты опять побежишь в усадьбу?

— Нет, я иду к своим…

— А завтра опять пойдешь к нему? — произнес Тумр, делая из вопроса упрек. — Стыдись, — прибавил он, не ожидая ответа, — на что тебе этот изгнивший труп? Сама знаешь, что он не для тебя создан, а все-таки тащишь его за собой и мучишь…

Девушка пожала плечами, глаза ее снова запылали, на лице изобразилась прежняя гордость и презрение.

— Зачем же мы созданы? — спросила Аза с заметным одушевлением. — Разве затем, чтобы скитаться, страдать? Нет! Нет! Каждый из нас по-своему исполняет завет, приняв его из уст матерей: старухи ворожат и страшат ворожбой, крадут детей, убивают матерей, а мы, девушки, мучим поганых иначе! Я его замучу, уморю, отравлю взором!

Ожесточенная злоба и какой-то инстинкт уничтожения говорили устами прелестной цыганки.

— Они все лучшее прибрали к своим рукам, а нам оставили нищету, и нам быть их друзьями?! Пусть пропадают!

— Пусть пропадают! — прошептал Тумр задумчиво. — Однако ж я бы пожалел о нем!

— Немудрено! — подхватила Аза. — Ты сам поганый, и душой и телом… ты враг наш!

— Ты с ума сошла, — произнес Тумр.

Аза улыбнулась и показала два ряда своих прекрасных зубов.

— Ну, полно, полно! Ступай в свою конурку, собака! Прочь от меня! К жене! К жене иди!

Тумр хотел было спросить, где и когда встретится с нею, но Аза, опомнившись и овладев собою, понеслась как ветер и скоро исчезла из глаз.

XXVIII

Вечером Аза опять пробежала мимо кладбища и направилась к барскому дому. Что влекло ее туда? Жадность или любопытство, или, в самом деле, инстинкт мщения и преследования, который так часто управлял ее действиями? Кто знает!..

Адам, сжигаемый страстью, так искусно возбужденной и поддерживаемой, всегда принимал Азу с распростертыми объятиями, но, когда она уходила, пан, предоставленный самому себе, думал о ее поведении и давал себе обещание серьезно поговорить с цыганкой, взять ее в руки или выгнать из дому.

— Что она думает? — говорил пан, оставшись наедине после безуспешной беседы с крестьянами. — Она просто дурачит меня! Я сам себя не узнаю. Нет! Нужно все покончить разом: или задержу ее навсегда, или, отдувши порядочно, выгоню скверную обманщицу. Довольно! Надо знать меру!..

И, стараясь придать себе более решимости и храбрости, он твердил: "Пора покончить с этой проклятой девчонкой!"

Но когда проклятая девчонка опять появилась в его комнате и лицом, полным жизни, озарила печальные покои старого дома, Адам забыл все свои клятвы и онемел пред нею.