Тени от зеленых крон проносились по напряженному лицу инженера. Фруктовые сады внезапно оборвались, и перед Карцевым предстала ослепительная водная гладь озера, недавно заполненного сибирской водой. Оно уходило за горизонт, по его поверхности протянулась от жгучего солнца золотая дорожка, как ночью от луны. По воде плыл белоснежный красавец теплоход «Москва».
Сколько раз бывал Карцев прежде на дне мрачной впадины! Стометровые обрывы отделяли ее от пустыни. На двести квадратных километров простиралось дно возродившегося теперь древнего озера. Благодатная прохлада нового водоема преобразила все вокруг. На берегу стоял белый город с асфальтированными тенистыми улицами, легкими многоэтажными домами, дворцами и парками – город, который прежде в этом месте мог привидеться только в мираже.
Мелькали зеркальные стекла витрин, обвитые виноградом веранды и балконы, легкие восточные колонны, цветная мозаика. Показались над домами трубы завода-гиганта. Металлургический завод в пустыне? Такое сочетание прежде могло показаться бредом. Металлургии нужен не только транспорт, но прежде всего вода, вода и еще раз вода! И вот теперь пустыня оказалась настолько напоенной влагой, что может дать ее и доменным печам и мартенам.
Видимо, охрану завода предупредили о прибытии Карцева. Ворота были открыты настежь, и вахтер знаком предложил Сергею Леонидовичу проехать на территорию завода. Через минуту машина остановилась около цветника напротив трубного цеха, где Сергей Леонидович рассчитывал найти Женю.
Она приехала сюда ради Алексея. Решив помочь строительству его мола, она взялась наладить автоматическое производство труб по новому способу жидкой прокатки, когда в готовую трубу сразу превращалась струя жидкого металла. Карцев вошел в огромный светлый цех, залитый солнечным светом. У стены в ряд стояли электрические печи. Одна из них наклонилась, выпуская в желоб искрящуюся огненную струю. В цехе никого не было. Из машины тянулась, быстро удлиняясь, ослепительно оранжевая труба. Вместе с трубой двигалась дисковая вращающаяся пила, из-под которой вылетал яркий сноп искр. Отрезанные остывающие трубы с грохотом скатывались одна за другой на движущийся конвейер. Карцев искал хоть кого-нибудь из рабочих. Но автоматический труболитейный цех работал без всякого присмотра.
Карцев решил, что не может больше ждать. Задыхаясь, он взбежал по лесенке и быстро написал на большом листе бумаги:
«Женя! Тревожные вести с севера. Директор обещал через спутник связи установить телевизионную связь с гидромонитором. Постарайся прийти. С. Карцев».
Повесив записку на щит так, что она закрыла несколько сигнальных лампочек и сразу бросалась в глаза, Сергей Леонидович побежал к выходу.
Из конторки, закрыв за собой дверь, появилась Женя. Она была в том же замшевом комбинезоне, в котором когда-то увидел ее Федор, в синем берете и высоких гетрах, предохранявших от горячих искр.
Женя сразу же увидела белый сигнал на щите. Смутная тревога овладела ею, хотя она и не знала, что означает этот лист бумаги. Когда же прочла записку, показалось, что сердце остановилось. Руки и ноги похолодели и не хотели двигаться, как это бывает во сне. Боясь потерять сознание, она вцепилась в поручни. Что же она стоит?.. Не помня себя от волнения, побежала вниз.
Остановись машина – Женя не заметила бы и этого. Но машина продолжала четко работать, не нуждаясь ни в уходе, ни в наблюдении.
Через несколько минут девушка вбежала в кабинет директора завода. Директор стоял к ней спиной. В углу комнаты находился огромный телевизор. Его стереоэкран походил на окно без переплета, которое словно вело в другую комнату, наполненную людьми.
Женя не сразу поняла, что видит перед собой корабельный салон. Готовая ко всему, к самому страшному, она бросилась к экрану.
И вдруг она увидела прямо перед собой спокойное лицо Федора, разговаривающего с Сергеем Леонидовичем.
– Жив?! Ты жив? Феденька, родной мой! – крикнула Женя.
Сергей Леонидович оглянулся. Федор удивленно смотрел на плачущую от радости Женю.
– Федя, Федя, родной! – твердила Женя. – Я ведь думала, что-нибудь случилось… Как я счастлива!..
Слезы катились у Жени из глаз. Она не замечала вокруг никого, кроме Федора. Было странно видеть плачущей эту строгую, всегда сдержанную девушку.
– Все в порядке, – смущенно сказал Федор. – Алеша спасен. Вот он стоит. Разве не видите?
Федор отодвинулся. На экране теперь виднелось растерянное лицо Алексея и радостные, светящиеся глаза Гали.
– Ах, Алеша?.. Вот как! Я рада!.. Как хорошо!.. А я думала – Федя. Как все хорошо!
Галю она даже и не заметила.
Директор, который сразу все понял, отвел в сторону чуть растерявшегося Сергея Леонидовича.
– Не могу привыкнуть к стереоэкранам, – говорил директор. – У меня ощущение, что в наш век спутников и голографии, экранов, освещенных лазером, стереоскопического эффекта под любым углом зрения не существует расстояний. Простите, Сергей Леонидович, вы, кажется, меня не слушаете?
– Вы правы, – сказал Карцев, тяжело опускаясь в кресло. – Расстояние не должно играть роли…