Собрание сочинений в девяти томах. Том 5. Льды возвращаются

В городе я всегда знал, что делать, а здесь был робким простофилей и только боялся выпустить ее пальцы… Когда Эллен присела на землю, окруженная могучими стеблями, я прилег около нее.

Она была грустна и, быть может, не замечала меня.

– Рой, хотели бы вы жить в другой стране?

– Нет, – признался я.

– Даже если бы я позвала вас?

– С вами хоть в Антарктиде, в пучине Тускароры, на Луне или на Марсе.

Она наклонилась и спутала свои волосы с моими.

Я был подлинным олухом и только дрожал.

– Э-э! Целуются, целуются! Э-э! Как не стыдно! Голубчики, любовники, кошки на крыше!

Я порывисто обернулся на крик. Черт возьми! Это был веснушчатый парнишка лет одиннадцати, с бандитской рожей, чумазый, перепачканный машинным маслом или сапожной ваксой.

– Э-э! Как не стыдно! Э-э! – прыгал он на одной ноге…

Осел! Мне действительно было стыдно, что он не прав… Я замахнулся на него томагавком. Эллен перехватила мою руку.

Тут я узнал своего племянника Тома, а он меня:

– Дядя Рой! Я не знал, что это вы, право, не знал. Я не стал бы выслеживать. Как вы поживаете, дядя Рой, и вы, леди?

Он мгновенно стал воплощением изысканной вежливости и даже шаркнул ножкой. (Правда, не по паркету!)

Эллен, улыбающаяся, счастливая, поднялась, подошла к мальчишке и потрепала его рыжие волосы. Я дал ему приветственного щелчка. Все вместе мы вышли на дорогу.

Около моего кара стоял трактор на резиновом ходу с прицепом, нагруженным початками. Эллен обратила мое внимание – «Беларусь»!

– Ой, дедушка от радости подскочит выше кукурузы! – трещал сорванец. – Сейчас такая жаркая работа. Приходится шпарить. Очень надо помочь. Ведь вы поможете, не правда ли, дядя Рой?

– Это даже интересно, Рой! А почему бы не помочь? Прибавится впечатлений, – решила Эллен, отряхивая платье от былинок.

Парнишка забрался на свой трактор, купленный у русских коммунистов.

– Уже вечер, – заметил я. – Ты едешь в последний раз на ферму?

– Что вы, дядя Рой! Дедушку и папу не утянешь дотемна даже катерпиллером. Мне придется тащиться еще раз или два. Мы сегодня нажариваем с четырех часов утра. Мама и бабушка скачут дома, как ковбои.

– Молодец! – сказал я. – Можешь считать за мной еще щелчок. Слезай.

Я сел на трактор. Эллен взяла мальчика к себе и доверила ему руль.

– У нас никогда не было такой шикарной машины! – восхищался паренек.

Они уехали вперед. Я тащился с прицепом. Наконец знакомый поворот. Вот и здания фермы. Ого! Отец выстроил-таки механический ток. Да, я знаю, он не мог не сделать этого. Он только потому еще и держится в неравной борьбе с сельскохозяйственной компанией, что до предела механизирует свое маленькое хозяйство.

Мама бежала ко мне по дороге. Я остановил трактор и тоже побежал к ней. Она запыхалась, сняла очки в вычурной оправе, которые я прислал ей из Нью-Йорка, сразу стала родной, знакомой, только уж очень морщинистой и сухой, костлявенькой, когда я ее сжимал в объятиях.

Мы вместе пошли по дороге. Навстречу вприпрыжку несся Том, чтобы привести оставленный мной трактор.

Мать утерла платком глаза.

– Вот даже ребенку нет отдыха, – вздохнула она.

– Ничего, ма, мы приехали с Эллен на несколько дней и поможем в уборке.

– Ой, как же можно! Она такая леди! У нее богатые родители?

– У нее богатая родословная, не хуже, чем у знаменитого скакуна. Она сама предложила мне помочь вам.

Пока Эллен переодевалась, а мать хлопотала по хозяйству, мы с Томом и сухопарой сестрицей Джен разгрузили прицеп.

Вышла Эллен, совершенно прелестная в мальчишеском комбинезоне, в платочке, завязанном под подбородком «а ля рюсс». Я тоже успел надеть комбинезон, отцовский, перепачканный, и выглядел героем пролетариата.

Маскарад нам пригодился. Отца и зятя мы застали за починкой кукурузного комбайна. Наскоро поздоровавшись, я полез под машину с гаечными ключами. Эллен, стоя на коленях, подавала мне инструмент.

Когда я вылез, отец шепнул, что это хорошо, что она не боится работы. Он был все такой же, отец, в мятой старой шляпе, в затасканном пиджаке, покрытом масляными пятнами, рыхлый, но подвижный, седой, с кирпичным, обветренным и унылым лицом.

Стало совсем темно. Я освещал дорогу фарами. Мы с отцом примостились на тракторе вдвоем. Эллен и Том ехали на прицепе и пели веселые песни. Старательный зять вел сзади комбайн.

– Очень плохо, сынок, – говорил отец. – С одной стороны душит банк. Я же не мог обойтись без ссуды. Надо было построить ток, купить этот комбайн. Хотел подешевле, а он портится… С другой стороны – эти оптовые цены. Их опять снизили на четыре с половиной процента. Эх, если бы объединиться всем оставшимся фермерам и самим сбывать кукурузу!.. Ведь подумать только, сколько мы теряем! Да, мало нас осталось, еще не разорившихся… и каждый смотрит в сторону… Как тут выдержать? Спасибо, хоть ты немного долларов присылаешь… Рассчитываешь хорошо заработать? Так, сынок? Храни тебя бог, дорогой Рой! А у меня концы с концами не сходятся. Разве я могу нанять работника? Я бы сразу разорился… Ты правда сможешь помочь в эти дни? Тогда я, пожалуй, выскочу…

Я глубокомысленно сказал отцу: