Собрание сочинений в девяти томах. Том 5. Льды возвращаются

Сейчас я не верила сама себе: я ляпнула просто, что можно взять и погасить новое «Подводное солнце», а Буров… Буров, кажется, решил это сделать…

Во всяком случае, он приказал механику вездехода везти наш лабораторный излучатель к установке нового «Подводного солнца». А мне Буров сказал:

– Ну как? Новый марафон, говоришь? Действительно новый марафон. Придется нам с тобой, Люд, стать марафонскими гонцами. Вставай снова на лыжи, побежим. Нам не привыкать. Тогда, в пургу, ты здорово помогла мне…

Я не верила тому, что слышала. Он хотел бежать на лыжах со мной, а Елене Кирилловне велел ехать на вездеходе!..

Не помня себя от счастья, я бросилась за лыжами. Я уже представляла, как мы подкрадемся с нашим излучателем к берегу, направим его решетчатую параболу на полынью и…

Вездеход был на ходу, он постоянно таскал наш излучатель по тундре: Буров проводил опыты в самых разных местах прямо под открытым небом, и вот они наконец удались. Не знаю почему, но теперь я безгранично верила Бурову. Да, он мог погасить и «Подводное солнце».

Елена Кирилловна села рядом с механиком на вездеход. Я еще не успела надеть лыжи, искала для них мазь, а наша решетчатая башня уже двинулась. Издали она казалась каким-то фантастическим марсианином на ажурном треножнике, расставившем скрюченные решетчатые руки.

Когда я натирала лыжи, Сергей Андреевич зашел за мной.

– Живо! На дистанцию! – скомандовал он.

Так я стала участницей марафонского бега.

Гонцы должны были известить о победе, а о чем должны известить мы? Неужели о том, что погасим «солнце»?

Буров прокладывал лыжню, я бежала за ним. С моря доносились раскаты грома. Льды шли друг на друга, отогреваемые сразу с двух сторон – вулканом и ядерным солнцем. Неужели мы его погасим? И что тогда будет? Как только я могла это посоветовать Бурову?

Однако не скрою, я хотела, исступленно хотела, чтобы оно погасло по воле этого огромного, сильного человека, расчеты которого смелее, выше, важнее расчетов всех окружающих его людей.

Сергей Андреевич был озабочен, хмур. Я будто снова и снова слышала его слова об атомной бомбе, сброшенной в Африке. Все мы читали об атомных бомбах, привыкли их ненавидеть, но кто из нас мог представить их себе, во всем ужасе!..

Буров догонял нашу движущуюся вышку. Я старалась не отстать от него. Казалось, что силы мои сейчас кончатся… Я ждала, когда ко мне придет второе дыхание. Я сказала себе, что должна… должна бежать… и от этого зависит что-то самое важное…

Когда мы наконец достигли центрального поста управления установкой «Подводного солнца», мне показалось, что я упаду и умру. Так ведь и полагалось марафонскому гонцу.

И я упала, вернее, села в снег.

Ни мамы, ни академика здесь не было. Они ушли на берег смотреть, как тают льды. Я не могла идти дальше. Сергей Андреевич пошел вперед.

Я сидела в сугробе и безучастно смотрела на появившуюся вдали вышку излучателя. Мы с Буровым здорово обогнали вездеход!..

Когда я немного отдышалась, Буров с мамой и Овесяном уже возвращались на пост управления. Не замечая меня, они продолжали спор, видимо начатый на берегу.

– Вы безумец, Сергей Андреевич, простите за откровенность, – слышала я голос мамы. – Как у вас поворачивается язык предлагать академику уничтожить весь его труд последнего времени!..

– Но ведь вы не верите, Мария Сергеевна, что я могу потушить «Подводное солнце».

– Не верю.

– Так проверьте.

– Кажется, это единственное, чего я не желаю проверять.

– Слушай, Буров, – сказал Овесян. – Ты понимаешь, на что замахиваешься? Я рапортовал… В Арктике праздник…

– А в Африке всенародный траур.

Ни мама, ни Овесян ничего не ответили.

– Поймите, – продолжал Буров, – нет времени проводить мелкие опыты. Нужен сразу грандиозный размах. Только такой масштаб может сделать нашу работу практической. Разве не этого вы всегда хотели, Амас Иосифович?

– Зачем моими словами играешь? – рассердился Овесян.

– Неужели я должен был тайно подкрасться к берегу и погасить ваше «Подводное солнце»?

– Кому только могло это прийти в голову! – в ужасе воскликнула мама.

Я невольно съежилась в своем снежном убежище.

– Амас Иосифович, дорогой наш академик!.. Вы только представьте, во имя чего мы это сделаем, ради чьего спасения!.. Вот вы ужаснулись, что я мог пойти на научный разбой…

– Недостойно это…

– Я переборол себя. Я не своевольничал, я пришел к вам. Неужели же вы… Неужели вы не поймете, что должны мы сейчас вместе сделать?

– Это ты зря, Буров. Зачем митинговать? Кроме того, риск мой не так велик. У тебя может ничего не выйти.

– Должно выйти. И не только здесь. Везде должно выйти. И с вашей помощью.

Вездеход, буксировавший наш ажурный излучатель, подошел совсем близко.

– Я настаиваю на решающем опыте, чтобы остальные сорок девять тысяч девятьсот девяносто девять опытов были не нужны, – заключил Буров.

– Подумать только, сколько затрачено на «Подводное солнце»! И все это теперь!.. – почти в отчаянии воскликнул Овесян.

– Важно не сколько израсходовано, а сколько будет сбережено… и спасено, – ответил Буров.

– Он меня подведет! Честное слово, подведет под монастырь! – крикнул Овесян.