В своей рецензии на ПарН Ю. Терапиано следующим образом определил ее основное лирическое содержание: «Отбрасывая одно за другим все то, что открывается ему пустым и лживым, Д. Кнут не верит, не доверяет „пленительным словам“; в плоскости стихотворства ему нечем дышать, он хочет настоящих слов и знает, как мучительно трудно, как несказуемо настоящее слово, как мало сил у человека для таких слов. Поэтому высказыванье в ощущеньи Кнута не „радостный дар“, но мучительная необходимость, необходимость спастись от разъединения людей, от проклятия одиночества. Однако Д. Кнут не позволяет себе никакой рисовки собой, никакой театральности, никакого самолюбованья. Здоровая духовная организация Кнута не вынесла бы позы; он своеобразен и значителен именно потому, что в нем нет ничего заимствованного извне. Бессмысленность существованья, ужас смерти, потерянность человека в мире, „пустоту и темноту“ Кнут преодолевает как может, не хватаясь за вспомогательные средства, не претендуя ни на какие концепции… Ответственность и серьезность, мужественная сила и особая, присущая Кнуту, сердечная теплота, соединенные с большим поэтическим дарованьем — таково впечатление от книги 'Парижские ночи'» (СЗ, 1933, кн. 51, с. 457); хвалебный отзыв о ПарН содержит также его некролог, посвященный Кнуту (Терапиано-О, с. 92–93).
Положительно оценил ПарН известный историк, в том числе историк культуры, и литературный критик Бицилли-Ч. К его рецензии, как следует полагать, полностью с ней солидаризируясь, отсылал читателя Н. Оцуп, который в том же выпуске журнала поощрительно писал о трех молодых поэтах-эмигрантах — А. Ладинском, В. Смоленском и Кнуте: «Среди авторов, новые книги которых в „Числах“ еще не отмечены, трое по крайней мере хорошо овладели своим ремеслом. Это уже мастера. Они избегают случайных слов, обильно вставляемых дебютантами, чтобы скорее двинуться дальше „на крыльях вдохновения“. Вероятно, не все, что написано, включается ими в сборники. Угадывается отбор. Чувствуется выдержка, культура. Этим авторам ясно, что их голос дойдет тем лучше до чужого слуха, чем безупречнее будет передача каждого звука. Они умеют заботиться о технике стиха, как заботится о совершенстве и мощи своего аппарата радиотелеграфист, посылающий в пространство сигналы. К счастью, они и не настолько увлекаются средствами передачи, чтобы забыть, что же собственно им хотелось сказать» (Ник. Оцуп. О поэзии и поэтах. IN: Ч, 1932, кн. 6, с. 137–138).
Во второй половине апреля 1932 г. в помещении парижского Союза поэтов и писателей, состоялся вечер, посвященный выходу ПарН. На вечере присутствовали Д. Мережковский, В. Варшавский, И. Голенищев-Кутузов, Ю. Мандельштам, Ю. Терапиано, Г. Федотов и др. Вступительное слово произнесла 3. Гиппиус, которое было опубликовано в варшавской газете «Молва» (1932, № 28, с. 5). Интересно, что, как и Оцуп, Гиппиус рассматривала поэзию Кнута в обойме тех же имен — Ладинского и Смоленского, хотя и подчеркнула несходство этих поэтов между собой. Касаясь художественной идеологии Кнута, Гиппиус отметила, что «он, конечно, и современен, принадлежит сегодня, сегодняшнему дню и часу; но он и носит в себе тысячелетнюю историю своих предков; наконец, у него также собственная, личная поэтическая история. Печать всех трех лежит на только что вышедшей книге 'Парижские ночи'» (полностью текст вступительного слова Гиппиус публикуется в т. 2).