Это было третьего апреляДевятьсот тридцать второго года(Тысячу опустим для удобства).В мире было холодно и сыро.Шли дожди. Под непрестанным душемГородскими черными грибамиРасцветали зонтики поспешно,А в лесу: грибы-дождевики.В мире было холодно и пусто.Днем над ним текло слепое солнцеС древним равнодушием, а ночьюБезучастно леденели в небеГородские неживые звезды.Лишь звезда забытых переулков,Полумертвая звезда окраин,Да большие звезды гор и пляжей,Да живые звезды деревень —Всем своим дрожанием и блескомТрепетали: о борьбе и смерти,О любви, о тайне, о судьбе.И протягивали к нам лучи,Острые, как мудрость или жалость.В мире было холодно и гулко.Стервенели страны и народы.(Ночью мнился мне тревожный звук —Скрип зубов… иль треск последних тронов?)Явственно шатались государства,Страны загорались, над землеюРеяли пары небытияВ день, когда — используя свободу(Это было третьего апреля) —Я набрал разнообразных фруктовУ бесстыдной радостной торговкиС жадными и щедрыми глазами,И, смешавшись с праздничной толпоюСерозубых жителей предместийИ демократичных парижан,Сел в гремучий юркий дачный поезд,Бойко побежавший в Сэн-Реми.
II
Был ранний час. В купе, со мною рядом,Сидела пара, обнимаясь крепко.В окне мелькала живопись предместий:Застенчивая зелень и заборы,Приземистые низкие вокзалы,Заброшенные люди и дома,Ныряющие в пыль, — и неизбежныйРекламой обесчещенный домишка,Несущий миру весть о Дюбоннэ.Чуть-чуть покачиваясь в такт колесам,Выстукивавшим что-то на мотивыИ Соломона, и Экклезиаста,Я незаметно начал слушать шепотМоих соседей.О, скучные и вязкие слова,О, нищие любовники, как жалокБыл их любви непраздничный язык.О, бедные, когда б они узнали,Как говорили о любви — другие,Предтечи их: Петрарка или Данте,Овидий, Пушкин, Тютчев или Блок.И стыдно стало мне за их любовь:Весь день томиться где-нибудь в конторе,Или склоняться над какой-то блузкой,Иль как-нибудь иначе продаватьСвой день, свой труд, свой пот, свою судьбуТому, кто даст тебе немного денег,И после — оплетенных скукой — днейДождаться воскресенья, дня свободы,Когда ты миру друг и ветру — брат,И встретиться с желанною своеюИ ничего ей не уметь сказать,И ничего от бедной не услышатьУмнее, музыкальнее, живейБездушных и заплесневелых словО том, что день сегодня сыроватый,Что скоро, вот, появится клубника,И, помолчав, и, словно просыпаясьОт долгого и тесного объятья,Вздохнув, дрожащим голосом сказать —О шляпе, башмаках, водопроводе…