Высоко в небе парит орел, медленно описывая круги над протокой. Ему все видно. Зорко он смотрит вниз; заметил и людей, расположившихся на отдых… Но вот люди снова закопошились, заходили, сели опять в лодки, поплыли еще дальше в пустыню и скоро скрылись в новой протоке, а на месте их стоянки остались только догорающие костры: синие струйки дыма подымаются кверху. Едва ушли люди, как тотчас же неизвестно откуда появились вороны и стали ходить по бывшему «табору», подбирая остатки и брошенные кости.
Через три дня пути мы, наконец, достигли последнего орочского стойбища Улему.
Дальше людей нет. Орочи нам сообщили, что до устья реки Гобилли (правый приток Анюя) надо ехать еще пять суток и столько же времени подыматься по этой последней, а затем в течение двух дней сухопутьем можно достигнуть до самого перевала через хребет Сихотэ-Алинь.
На стойбище Улему мы снова вынуждены были потерять одни сутки. Дожди шли не переставая. Из 14 дней путешествия едва ли наберется дня два или три сравнительно светлых, солнечных. Туманы сменялись дождями, дожди — туманами; эти туманы моросили, обильно смачивали и траву, и деревья, и кусты, и землю и по количеству отдаваемой влаги не уступали дождям и одинаково были, докучливы. В такое время дни проходят непроизводительно. Съемку делать нельзя — мокнет планшет, птицы и насекомые прячутся, растения не высыхают; одежда, снаряжение, продовольствие мокнут; имущество портится и само дело страдает. Лучше переждать непогоду и в солнечный день выступить пораньше. Тем более что за время пути «канцелярской работы» (вычерчивание маршрутов, вычисления астрономических пунктов, сбор статистических сведений, ведение записок, отчетность и т. д.) накопляется всегда достаточно.
Все же мы, хотя и с трудом, но шли и в дни дождливые, прикрывая планшеты березовой корой.
V
Мы опять в стойбище Улему: совершенно неожиданно пришлось нам продневать здесь. Один из орочей, ведущих наши лодки, заболел.
Без орочей ехать невозможно. Если бы мы рискнули итти самостоятельно, то давно разбили бы лодки, потопили бы имущество и остались бы без хлеба.
Все остальные орочи отнеслись к больному очень сочувственно. Всю почти ночь они шаманили и изгоняли злого духа. Наш больной оказался просто эпилептиком. Припадок длился около восьми часов подряд. Он бесновался, неистово кричал, метался, царапал себе грудь, рвал на себе одежду и с пеной у рта бился головой о землю. На другое утро он немного успокоился, но страшно исхудал и изменился в лице.
13 июля мы пошли дальше, а 17-го достигли устья реки Гобилли, где и решили отдохнуть.
Дожди шли почти непрерывно. Вода в реке все время была на прибыли. Чем выше мы подымались по Анюю, тем итти становилось все труднее и труднее. Шум воды на перекатах слышен издали. Мы вступили в область порогов. Там, в городе Хабаровске, нельзя всего этого перечувствовать. Надо видеть, какую борьбу приходится выдержать, чтобы «взять эти рифы». Глаза людей испуганы и лица искажены от чрезмерных усилий. Малейший промах (сломался шест или шест соскользнул с камня), и лодка, подхваченная водоворотом, неминуемо погибнет. Итти против течения очень тяжело. У нас у всех на руках образовались мозоли и водяные пузыри. У всех болят руки и плечи. Пальцы руки отказываются держать карандаш, и вся кисть как-то онемела, какая-то тяжелая, точно мешает, точно не своя, а чужая. Я считаю, что третью часть пути мы уже прошли. До сих пор были цветочки — ягодки еще впереди, ибо окончена легчайшая часть пути, теперь только начнутся трудности и лишения. Я думаю, что, перевалив хребет Сихотэ-Алинь и спустившись книзу, дней через 10 мы станем долбить лодки и в них спустимся вниз по течению реки Хуту. Вероятно там, в реке, мы найдем достаточно рыбы и избегнем голодовки.
Как и раньше я говорил, рассчитывать только на одну охоту — неблагоразумно. По крайней мере, до сего времени нам не удалось увидеть ни одного животного, изредка удается убить рябчика или утку.
Непроницаемые заросли тайги скрывают от глаз охотника то, что делается в трех шагах от него. Один из моих товарищей, страстный охотник, воочию убедился в этом. Орочи и те в это время не охотничают, а бьют зверя случайно с лодки на протоках реки, в то время, когда он осторожно выходит из зарослей, чтобы полакомиться водяной растительностью и утолить свою жажду.
Чем дальше мы уходим в горы, тем природа становится угрюмее.
Мешанные леса все чаще и чаще сменяются еловыми и пихтовыми. Все реже и реже попадаются кедры. Из лиственных только жидкие тальники густо растут по каменистым отмелям, теснятся к воде и вытесняют собой все другие деревья.