Собрание сочинений в одной книге

Сегодня 19 ноября пришло письмо от Лившица, три тысячи германских марок, 10 фунтов сахару, 4 коробки консервов и оттиск наших переведенных стихов на еврейский язык с «Исповедью хулигана» и «Разочарованием». Америка делает нам предложение через Ригу. Вена выпускает к Пасхе сборник на немецком, а Берлин в лице Верфеля бьет челом нашей гениальности. Ну что, сволочи?! Сукины дети?! Что, прохвосты?! Я теперь после всего этого завожу себе пару кобелей и здороваться буду со всеми только хвостами или лапами моих приближенных.

Что там Персия? Какая Персия? это придумывают только молодожены такое сантиментальное путешествие. Это Вам не кондукторы из Батума, а Вагоновожатые мира!!! …

А книгу все печатают и печатают. Особенного, конечно, кроме этих немного обманывающих вестей от Лившица, ничего нет.

Итак, жду вина.

С поцелуями Сергей

и Кузя

107. Н. А. Клюеву (Москва, декабрь 1921 г.)

1921. Декабрь

Мир тебе, друг мой! Прости, что не писал тебе эти годы, и то, что пишу так мало и сейчас. Душа моя устала и смущена от самого себя и происходящего. Нет тех знаков, которыми бы можно было передать все, чем мыслю и отчего болею. А о тебе я всегда помню, всегда во мне ты присутствуешь. Когда увидимся, будет легче и приятней выразить все это без письма.

Целую тебя и жму твою руку.

Сергей Есенин

108. М. Д. Ройзману (Москва, 1921 г.)

Милый Мотя!

Нам нужны были деньги. Мы забрали твой миллиард триста, а ты получи завтра. На журнале сочтемся.

С. Есенин

Целую крепко.

109. И. И. Ионову (Петроград, 13 февраля 1922 г.)

Расписка

Дана сия в том, что я, поэт С. Есенин, запродал т. Ионову для Петроградского отделения Госиздата поэму «Пугачев» третьим изданием, получив единовременно десять миллионов рублей.

С. Есенин

1922 февраль 13

110. А. Б. Мариенгофу (Ростов-на-Дону, февраль 1922 г.)

Милый Толя. Черт бы тебя побрал за то, что ты меня вляпал во всю эту историю.

Во-первых, я в Ростове сижу у Нины и ругаюсь на чем свет стоит.

Вагон ваш, конечно, улетел. Лева достал купе, но в таких купе ездить все равно, что у турок на колу висеть, да притом я совершенно разуверился во всех ваших возможностях. Это все за счет твоей молодости и его глупости. В четверг еду в Тифлис и буду рад, если встречусь с Мишей, тогда конец всем этим мукам.

Ростов – дрянь невероятная, грязь, слякоть и этот «Сегежа», который торгуется со всеми из-за 2-х копеек. С ним всюду со стыда сгоришь. Привет Изадоре, Ирме и Илье Ильичу. Я думаю, что у них воздух проветрился теперь, и они, вероятно, уже забыли нас. Ну, да с глаз долой и из сердца вон, плакать, конечно, не будем.

И дурак же ты, рыжий!
Да и я не умен, что послушался.
Проклятая Персия.

Сергей

111. Р. В. Иванову-Разумнику (Москва, 6 марта 1922 г.)

1922, 6 март.

Москва.

Дорогой Разумник Васильевич!

Очень и очень обрадовался Вашему письму.

От 9–12 февраля я был в Питере, так, случайно, без всякого предположения; искал Вас, но мне сказали, что Вы бываете только по пятницам (а я приехал как раз в 10 ч. вечера в пятницу), очень был огорчен тем, что даже и по телефону нельзя было поговорить.

Журналу Вашему или сборнику обрадовался тоже чрезвычайно. Давно пора начать – уж очень мы все рассыпались, хочется опять немного потесней «в семью едину», потому что мне, например, до чертиков надоело вертеться с моей пустозвонной братией, а Клюев засыхает совершенно в своей Баобабии. Письма мне он пишет отчаянные. Положение его там ужасно, он почти умирает с голоду.

Я встормошил здесь всю публику, сделал для него, что мог, с пайком и послал 10 миллионов руб. Кроме этого, послал еще 2 миллиона Клычков и 10 – Луначарский. Не знаю, какой леший заставляет его сидеть там? Или «ризы души своей» боится замарать нашей житейской грязью? Но тогда ведь и нечего выть, отдай тогда тело собакам, а душа пусть уходит к богу.

Чужда и смешна мне, Разумник Васильевич, сия мистика дешевого православия, и всегда-то она требует каких-то обязательно неумных и жестоких подвигов. Сей вытегорский подвижник хочет все быть календарным святителем вместо поэта, поэтому-то у него так плохо все и выходит.