Собрание сочинений в одной книге

– Уф! – вздохнул Фрэнсис, с улыбкой обращаясь к Генри и Леонсии. – Я смутно припоминаю, что где-то миллион лет тому назад я жил в спокойном городишке под названием Нью-Йорк; мы наивно считали себя отчаянными сорванцами, потому что с упоением играли в гольф, казнили раз полицейского инспектора электричеством, боролись с тайными обществами и объявляли простую игру, имея семь верных взяток на руках.

Через полчаса они вышли на высокий хребет, откуда открывался вид на окружающие высокие горы.

– Вот так история! – удивленно воскликнул Генри. – Тысяча чертей! Эти парни, одетые в рогожу, вовсе не такие уж дикари. Посмотри, Фрэнсис, да у них целая система семафоров. Понаблюдай-ка за этим ближним деревом, а потом за тем большим, на другой стороне ущелья. Посмотри, как движутся их ветки.

Несколько миль пленников вели с завязанными глазами, так их ввели в пещеру, где правило Жестокое Правосудие. Когда повязки с глаз были сняты, они увидели, что находятся в большой высокой пещере, освещенной множеством факелов, а перед ними на высеченном в скале троне сидит слепой, белый как лунь старец в грубой холщовой одежде. У его ног, прислонившись плечом к коленям старца, сидела прекрасная метиска.

Слепой заговорил, и в его голосе послышались серебристые нотки старости и усталой мудрости:

– Жестокое Правосудие услышало призыв. Говорите! Кто требует беспристрастного правосудия?

Никто не решался выступить. Даже начальник полиции не осмелился больше протестовать против законов Кордильер.

– Здесь есть женщина, – продолжал Слепой Бандит, – пусть она и говорит первая. Все смертные – безразлично мужчины они или женщины – в чем-то виновны, или, во всяком случае, их близкие считают их в чем-то виновными.

Генри и Фрэнсис хотели остановить Леонсию, но она, улыбнувшись тому и другому, повернулась к Справедливому и ясным, звенящим голосом произнесла:

– Я только помогла своему жениху спастись от смерти, грозившей ему за убийство, которого он не совершал.

– Я выслушал тебя, – сказал Слепой Бандит. – Теперь подойди ко мне.

Оба Моргана, любившие Леонсию и беспокоившиеся за ее судьбу, увидели, что люди в холщовой одежде подвели девушку к старцу и опустили перед ним на колени. Метиска положила руку Слепого на голову Леонсии. С минуту царило торжественное молчание. Уверенные пальцы слепца покоились на лбу Леонсии, ощущая биение пульса в ее висках. Затем он снял руку и откинулся назад для произнесения приговора.

– Встань, сеньорита, – промолвил он. – В твоем сердце нет зла. Ты свободна. Кто еще взывает к Жестокому Правосудию?

Фрэнсис немедленно вышел вперед.

– Я тоже помогал тому человеку спастись от незаслуженной смерти. Мы носим одно и то же имя, мы дальние родственники.

Фрэнсис также опустился на колени и ощутил, как чувствительные пальцы, коснувшись его бровей и висков, остановились на пульсе руки.

– Мне не все ясно, – сказал Слепой. – Нет мира и покоя в твоей душе. Какая-то зависть гложет тебя.

Вдруг выступил пеон и заговорил. Услышав его голос, люди в холщовых плащах содрогнулись, как от богохульства.

– О Справедливый, отпусти этого человека на свободу! – страстно закричал он. – Дважды я пал духом и предал его, и дважды в тот же день он защитил меня и спас от врага.

И пеон, снова стоя на коленях, на этот раз уже перед Праведником, дрожа и замирая от суеверного страха, почувствовал легкое, но уверенное прикосновение пальцев самого странного судьи, перед которым когда-либо стояли на коленях люди. Его раны и струпья были быстро ощупаны до самых плеч и ниже по спине.

– Он свободен, – объявил Справедливый. – Но в душе его смятение и тревога. Нет ли здесь кого-нибудь, кто мог бы объяснить нам причину?

И Фрэнсис понял, какую тревогу угадал в его душе Слепой; тот понял, что он сильно любит Леонсию и что эта любовь грозит поколебать его верность Генри. В ту же минуту поняла все и Леонсия, и, если бы Слепой мог видеть тот невольный взгляд, которыми они обменялись с Фрэнсисом, он безошибочно определил бы, какая забота мучит Фрэнсиса.

Метиска также это видела, и сердце подсказало ей, что тут замешана любовь. Все понял и Генри – и невольно нахмурился. Праведник заговорил:

– Нет сомнения, что здесь виновно сердце. Вечное горе, которое женщина приносит мужчине. Но я освобождаю этого человека. Дважды за один день он помог человеку, который его дважды предал. Его любовная тоска не помешала ему оказать помощь человеку, несправедливо приговоренному к смерти. Остается испытать еще одного, а также решить, что делать с этим истерзанным созданием, которое два раза в течение одного дня, отуманенное себялюбием, обнаружило слабость духа, но сейчас нашло в себе силу и мужество вступиться за ближнего.

Слепец наклонился и стал водить пальцами по лицу пеона.

– Ты боишься смерти? – спросил он вдруг.

– Да, Великий Святой, я страшно боюсь смерти, – ответил пеон.

– Тогда сознайся, что ты сказал неправду об этом человеке, что твое утверждение, будто он сегодня дважды тебя спас, ложь. Сознайся – и ты останешься жив.

Пеон скорчился и поник под пальцами старца.