Читаем Собрание сочинений в одном томе полностью

— Не знаю, мама, не знаю. Завтра я должна встретить его после работы. Я пока ничего не знаю. Он стал очень раздражительным, и с ним трудно разговаривать. Может быть, это из-за завтрашнего дня?

— И это все? — опять спросила мать.

Лена долгим взглядом посмотрела на нее и сказала:

— Нет. Но об этом как-нибудь потом. Давай спать! — Она легла, а мать выключила свет и вышла.

И следующий день прошел в играх и весело, и в четыре часа бабушка и внучка посадили Лену на поезд и махали ей руками с перрона, а она им — из окна…

В большом зале, в институте, где по стенам было много лесенок и мостков и весь зал опоясывал металлический барьер, как в заводском цеху, — царило деловое оживление.

В небольшой комнате, рядом, над Алексеем суетились люди в белых халатах. Он сидел в кресле, полураздетый, и ему ко всем местам прикрепляли различные датчики. Около двери в эту комнату стоял Николай, бледный от бессонницы, и прикуривал от своей сигареты. Его стали гнать, чтоб не дымил, и он загасил окурок и вошел в комнату.

— Леха, ты как? — спросил он наполовину раздетого и на три четверти заклеенного друга.

— Я в порядке. Скоро будем облачаться. — Алексей был спокоен, хотя ему в это время что-то привинчивали к шее.

— Ты спал? — снова спросил Николай.

— Как убитый, и во сне видел бывшего настройщика. Он насвистывал блатные песни и фальшивил. Я проснулся от расстройства, а это оказался будильник. Вот так.

Алексей встал с кресла, подвигал руками, поприседал и бросил:

— Нормально! Можно надевать!

На каком-то сооружении ввезли скафандр, похожий на человека, из которого выпустили воздух и вынули кости. Алексей начал облачаться. Одевался он сам, все стояли тут же, но никто не помогал. Это тоже входило в задачу — одеться самостоятельно.

Только в самом конце Алексей попросил:

— Коля, тряхни сзади, чешется!

Николай потряс.

— Спасибо! Ты знаешь, он такой мягкий и легче, чем все прошлые! — А потом добавил шепотом: — Ты, Коля, спокойно, потому что сзади стоит наш дорогой оппонент!

Николай оглянулся и через большое стекло, отделявшее комнату от зала, увидел лысину Борисенко. Тот улыбался и поприветствовал их очень дружелюбно. Оба расхохотались, вспомнив, видимо, позавчерашний разговор, но тоже помахали в ответ.

Наступил самый ответственный момент: надо было навинтить гермошлем, и тоже самому. Снова все отошли и заволновались. Но напрасно, потому что шлем очень легко встал в пазы и Алексей его намертво закрепил довольно простыми манипуляциями.

Кто-то хлопнул по плечу Николая и восторженно присвистнул:

— Класс!

Алексея провожали к барокамере. Он помахал всем рукой перед металлической дверью-люком, а Борисенке даже отвесил поклон, потом присел, почти до пола, и показал оттопыренный большой — даже очень большой — палец скафандра. А потом вошел внутрь и закрыл за собою дверь. Ее тут же задраили, как люки подводной лодки.

— Внимание! Подъем! — прозвучал голос откуда-то с потолка.

— Готов! — откуда-то издалека сказал голос Алексея.

Девушка-лаборантка сказала: «С богом!» — и тихонько перекрестила запертую дверь. Эксперимент начался.

Голос из-под потолка начал отсчет высоты, монотонно и бесстрастно:

— 100 метров, 500 метров, 1000 метров, 1500 метров, 1800, 2000, 3000, 4000, 5000, 6000, 7000. Стоп!

На приборах мелькали стрелки, другие приборы считывали показания датчиков и наносили их на многочисленные ленты. Несколько человек, <готовые в любой момент вмешаться, исправить, прекратить наконец, — впились глазами в приборы>.

— Самочувствие отличное, продолжайте подъем. — Голос Алексея был спокоен. — Коля! Все в порядке! Меньше кури, — добавил он.

Теперь и Николай улыбнулся и выбросил очередную сигарету.

А голос из-под потолка продолжал:

— 10 000, 11 000, 12 000…

Лена ехала в Москву в поезде Рязань — Москва, как всегда, с книгой на коленях. Но книгу она не читала, а только смотрела на страницы — и видела черные линейки, потому что думала о своем.

— Я вот уже час смотрю на вас, как вы читаете одну и ту же страницу, — сказал пожилой человек в украинской рубашке и с огромным портфелем. — Что с вами, вам ничем не надо помочь? — Он спросил это просто и искренне, и Лена поэтому так же ответила:

— Нет. Я просто очень беспокоюсь — успею ли к шести часам на Ленинградский проспект. Времени в обрез, а мне очень нужно успеть.

— За мной придет машина. Я еду в Шереметьево — и с удовольствием вас подвезу! — Человек с портфелем очень обрадовался, что маршрут совпадает, и Лена — тоже.

— Спасибо, — сказала она и снова попыталась читать. На этот раз ей это удалось.

Поезд приближался к Москве…

— 45 000 метров, — бесстрастно докладывал голос из динамика, — 46 000, 48 000, 50 000. Стоп! Сообщите самочувствие.

— Отлично! — Голос Алексея звучал бодро. — Валяйте, ребята, откачивайте дальше. Эта штука держит прекрасно. Теперь все в порядке. Дальше!

Люди в зале оживленно заговорили.

Николай подошел к микрофону и сказал:

— Алеша! Когда закончим подъем, ты немного подвигайся, ладно?

— Хорошо, — послышалось из динамика. — Какая температура?

— Минус сто семьдесят, — ответил Николай, взглянув на термометр.

Голос продолжал докладывать:

Перейти на страницу:

Все книги серии Полное собрание сочинений (Эксмо)

Собрание стихотворений, песен и поэм в одном томе
Собрание стихотворений, песен и поэм в одном томе

Роберт Рождественский заявил о себе громко, со всей искренностью обращаясь к своим сверстникам, «парням с поднятыми воротниками», таким же, как и он сам, в шестидесятые годы, когда поэзия вырвалась на площади и стадионы. Поэт «всегда выделялся несдвигаемой верностью однажды принятым ценностям», по словам Л. А. Аннинского. Для поэта Рождественского не существовало преград, он всегда осваивал целую Вселенную, со всей планетой был на «ты», оставаясь при этом мастером, которому помимо словесного точного удара было свойственно органичное стиховое дыхание. В сердцах людей память о Р. Рождественском навсегда будет связана с его пронзительными по чистоте и высоте чувства стихами о любви, но были и «Реквием», и лирика, и пронзительные последние стихи, и, конечно, песни – они звучали по радио, их пела вся страна, они становились лейтмотивом наших любимых картин. В книге наиболее полно представлены стихотворения, песни, поэмы любимого многими поэта.

Роберт Иванович Рождественский , Роберт Рождественский

Поэзия / Лирика / Песенная поэзия / Стихи и поэзия

Похожие книги

Юрий Олеша и Всеволод Мейерхольд в работе над спектаклем «Список благодеяний»
Юрий Олеша и Всеволод Мейерхольд в работе над спектаклем «Список благодеяний»

Работа над пьесой и спектаклем «Список благодеяний» Ю. Олеши и Вс. Мейерхольда пришлась на годы «великого перелома» (1929–1931). В книге рассказана история замысла Олеши и многочисленные цензурные приключения вещи, в результате которых смысл пьесы существенно изменился. Важнейшую часть книги составляют обнаруженные в архиве Олеши черновые варианты и ранняя редакция «Списка» (первоначально «Исповедь»), а также уникальные материалы архива Мейерхольда, дающие возможность оценить новаторство его режиссерской технологии. Публикуются также стенограммы общественных диспутов вокруг «Списка благодеяний», накал которых сравним со спорами в связи с «Днями Турбиных» М. А. Булгакова во МХАТе. Совместная работа двух замечательных художников позволяет автору коснуться ряда центральных мировоззренческих вопросов российской интеллигенции на рубеже эпох.

Виолетта Владимировна Гудкова

Драматургия / Критика / Научная литература / Стихи и поэзия / Документальное
Лысая певица
Лысая певица

Лысая певица — это первая пьеса Ионеско. Премьера ее состоялась в 11 мая 1950, в парижском «Театре полуночников» (режиссер Н.Батай). Весьма показательно — в рамках эстетики абсурдизма — что сама лысая певица не только не появляется на сцене, но в первоначальном варианте пьесы и не упоминалась. По театральной легенде, название пьесы возникло у Ионеско на первой репетиции, из-за оговорки актера, репетирующего роль брандмайора (вместо слов «слишком светлая певица» он произнес «слишком лысая певица»). Ионеско не только закрепил эту оговорку в тексте, но и заменил первоначальный вариант названия пьесы (Англичанин без дела).Ионеско написал свою «Лысую певицу» под впечатлением англо-французского разговорника: все знают, какие бессмысленные фразы во всяких разговорниках.

Эжен Ионеско

Драматургия / Стихи и поэзия