Собрание сочинений в пяти томах. Т.1

…Сливаясь с шоссе в перспективе далеко сошедшихся линий, клубится хмурое осеннее небо. Вокруг невылазная грязь переполняет кюветы, поля заливает по обе стороны дороги. Шевелится, пузырится, чавкает. В ней тонут обломки повозок, какие-то ящики Красного креста, увязшие и брошенные фурманки. По дороге плывет в бесконечном потоке зашарпанный «Бенц» автороты, впереди нескончаемая лента обозов, каких-то машин, подвод, артиллерийских упряжек. Позади — то же самое. Один поток вперед, другой, встречный, — назад. Тут же верховые на лошадях, жители, толкающие тележки с увязанным скарбом, уходящие в тыл. То и дело поток останавливается, и до неба взмывает трехэтажная ругань. Что-то произошло впереди, может, за пару-другую верст, и все стоят час, другой, не представляя себе, сколько еще таких часов впереди. Мелкая изморось падает, размываясь по грязным небритым лицам со следами бессонных ночей и крайнего переутомления. Тыловая дорога запружена до отказа и почти неподвижна. В заторе стоит и грязью заляпанный «Бенц». В нем два офицера. За рулем Панчулидзев — однополчанин Коки, с ним рядом, в шоферской кабине, сидит и он сам.

Затор, видимо, надолго… Дремлется… Дело к вечеру. Позади остался маленький разрушенный польский городок, где размещен штаб дивизии. Они возвращаются из штаба на передовую. Штаб уже на колесах. Отходит. По слухам, немцы где-то прорвались. На флангах уже идут бои. Но пакет со срочным донесением все же удалось вручить генералу. Неожиданно гораздо труднее оказалось сделать покупки, о которых просили товарищи: перчатки, шоколад… Все уже вывезено. Остались маленькие еврейские лавчонки. Но все они были с утра на запорах. После сильного стука иногда где-нибудь наверху открывалась форточка и тут же захлопывалась: не погром ли?

— Напрасно пан стучится. Евреи сегодня с утра на молитве, — объяснила какая-то старая полька.

— С утра? Так когда ж они кончат молиться?

— Завтра кончат. Сегодня у них Йом-Кипур — судный день. Из всех евреев черт выбирает себе одного в преисподнюю. Так все они нынче постятся и молятся; каждый кается, просит Бога и черта, чтоб в преисподнюю взят был не он, а кто-нибудь из соседей.

— Как же быть мне? Я с фронта приехал. Надо купить.

— Не знаю я, как пану быть… Попробуйте к Менделю, вон в ту дверь. Если уж он не продаст, то никто…

На долгий, усиленный стук у калитки возникает раз навсегда перепуганный взгляд двух больших темных глаз с золотушного личика маленькой девочки. Она молчит и, не смигивая, смотрит на офицера.

— Где же старшие, девочка?

— Ой, ну, они на молитве. Магазин же совсем не торгует…

— А что есть у вас в магазине?

— А что пану треба?

— Во-первых, перчатки…

— Перчаточки? Есть, а ну как же…

— А какого размера?

Молчание.

— На какую руку перчатки?

— Да вот на мою… — и маленькая жидовочка растопыривает свою грязную пятерню.

— А носки шерстяные? Белье? Шоколад?

— Не знаю. Я мамеле вызову…

Исчезает. Обождав, Кока отучит снова. Наконец, у калитки возникает старуха. После долгих объяснений, просьб и угроз лавочка открывается, и в ней находится все необходимое. Теперь только бы доехать обратно. Но при таком движении похоже, что придется заночевать в поле. Неожиданно колонна трогается и приходит в движение. Проехав с версту, Панчулидзев неожиданно выкручивает руль на каком-то ухабе, машину заносит в кювет, и она с глубоким чавканьем оседает в грязи, «всерьез и недолго».

— Давайте назад…

— Что давайте! Куда тут даваться?

— Как куда? На дорогу!

— Бензин весь… Ах, черт его… Так я и знал…

Объезжая их, мимо плывут неясные контуры повозок, попыхивают огоньки папирос…

Выйдя из машины, Кока сразу уходит ногами в липучую грязь и, с трудом выдираясь, бредет по обочине. С полей наползает низкий белесый туман. Колонна уже снова остановилась. Куда ни посмотри, стоят неподвижные нагромождения каких-то тюков, похожие на людей, и группы людей, похожих на тюки своей унылой статичностью.

— Это чей обоз?

— Лейб-гвардии Егерского.

— Кто начальник?

— Поручик Гололобов.

— Где он?

— Он — дальше.

Наконец, поручик разыскался.

— Да что Вы, голубчик, какой там бензин? И не бывало…

Снова дальше.

— Чьи повозки?

— Хозяйственной роты лейб-гвардии Преображенского.

— Есть бензин?

— Бензин? Вы смеетесь! Откуда?

— Что за часть?

— Мы — измайловцы…

— Есть бензин у вас?

— Вам на что? Зажигалку налить? У кого-то здесь был… Ах, машина… Ну, этого Вы не найдете. У нас отродясь его не было… Вот фураж — есть. Овес или сено…

Возвращаться приходится ни с чем. Неподалеку от засевшей машины на каком-то относительно сухом возвышении среди поля горит костер. У костра греются несколько человек. Кока подходит к ним, завязывается разговор…

— Бензин? Не нашли? Да Вы где же искали? Бензина тут сколько угодно…

— Где?

— Ну, здесь, на дороге… Куда Вы ходили?

Кока неопределенно машет рукой:

— Вон туда…

— А измайловцев видели?

— Видел. Сказали, что нет…

— Как же так? Да постойте! Вы так и спросили: бензин?

— Ну а как же…