— Сейчас мы туда и направляемся с комиссаром.
— Я буду через минуту, — торопливо проговорил Береговой и выбежал на улицу.
Совсем стемнело. У крыльца по-прежнему стоял часовой, но другой, не Джумагалиев.
В штабе дивизиона Береговой справился о приказе.
— Да, есть, — подал ему бумагу Марачков.
— Поспешим на наблюдательный пункт.
— Я готов. Командиров батарей туда же?
— Да.
И только теперь Береговой приметил: что-то очень важное произошло в настроении бойцов. Все празднично приподняты, но и сосредоточены. Делают все так, как будто стараются исполнить задание не только за себя, но и за товарища...
В блиндаже наблюдательного пункта собравшиеся едва разместились, сидели тесно, прижавшись друг к другу. Нет, не на совещание сейчас пришли командиры и комиссары. Они собрались здесь, под землей, для того, чтобы еще раз посмотреть друг другу в глаза, без слов пожать горячо руки.
На прощанье Береговой удержал Макатаева. Тот командовал сейчас огневым взводом, а взвод стоит на прямой наводке. Ему придется принять первый удар немецких танков. Береговой заметно волновался, волновался и Макатаев.
— Береги... — только и смог сказать Береговой.
— Есть... я понимаю... очень все понимаю, — ответил Макатаев. Он присел и выпрыгнул из окопа. Наступила тишина. Потом сквозь эту тишину и темень донесся голос степановского комиссара:
— Они где-то здесь... да... да, вот тут.
— Береговой, ко мне! — позвал Степанов. — Я буду на изгибе, помнишь? Дай туда связь.
— Сейчас организую.
Говорить больше было не о чем, но им не хотелось расставаться. Степанов, помолчав,сказал:
— Если не хватит провода, подключись к моей линии.
— Хватит, — ответил Береговой.
— Ну, пока. Начинаем воевать.
— Выходит, начинаем, товарищ капитан. Не то что под Крестцами.
8
С наблюдательного пункта, если смотреть на северо-запад, видна хорошо накатанная проселочная дорога. Она вырывается из березовой рощи и по отлогому скату сбегает прямо к Новинкам, потом круто ныряет в речной овраг, поднимается из него и упирается в передовые окопы соседнего стрелкового батальона.
В сторону наблюдательного пункта ответвляются два мало наезженных проселка, с трудом пробирающихся по ложбине влажного луга, по огородам.
...Из-за березовой рощи вынеслись три мотоцикла по два седока на каждом. За ними, на небольшом расстоянии, не спеша, ползли грузовые машины, наполненные людьми. Машины ползли так медленно, что за ними легко поспевали две конные артиллерийские упряжки с легкими орудиями.
Солнце спустилось за кроны деревьев и не мешало смотреть. В стереотрубу отчетливо были видны и люди с карабинами в руках, и машины, и толстые короткохвостые кони.
Мотоциклы выкатились на еле приметный бугорок перед Новинками и остановились. Мотоциклисты приложили к глазам бинокли, направляя их в сторону села.
В Новинках — тишина, мертвое безлюдье. Береговой и все, кто был рядом с ним, испытывали томление, сходное с тем, какое испытывают люди, находясь в поле перед началом грозы.
Внезапно около мотоцикла, что остановился впереди остальных, вспыхнул землисто-голубоватый клубок. Задний седок опрокинулся, а водитель бросил руль и, пригнувшись почти до земли, устремился за остальными мотоциклами, которые, быстро завернув, понеслись назад. Мотоциклист бежал не по прямой, а странно вихляя из стороны в сторону, словно потеряв способность управлять своим телом.
Не успели в замешательстве остановиться машины, как первый залп полудивизиона взрыл землю невдалеке от них. И тогда, словно по команде, из машин в сторону опушки выпрыгнули немецкие стрелки, а водители умело, не мешая друг другу, развернули машины и быстро исчезли в березовой роще. Исчезли и кони, но без орудий. Немцы успели упрятать орудия за кустами, которые уже сливались с землей в сумерках наступившего вечера...
— Немцы... Шестнадцатое октября тысяча девятьсот сорок первого года*
, — округло окая, сказал Марачков.Береговой оглянулся. Марачков сидел, придвинувшись к выходу, поближе к свету и положив на колени полевую сумку. Синим карандашом он обвел цифру 16 в табель-календаре. Табель-календарь был цветасто разрисован, цифры на нем крупные, на полях — много картинок. Особенно выделялся слон, которого художник пустил мирно гулять по привольным русским лугам.
Марачков переломил календарь как раз по хоботу слона, аккуратно положил календарь в сумку и деловым тоном доложил:
— Израсходовано двадцать четыре гранаты. Противнику урона не причинено, но продвижение его приостановлено — фашисты рассеяны.
Береговой глянул на Марачкова, почти не узнавая. В его сознании эта первая встреча с немцами не утратила еще своей неожиданной остроты, — и вдруг эта сухая деловитость Марачкова. Точно директор завода, подводивший итог своего трудового дня. Но, странно, и Береговой, и его друзья по наблюдательному пункту почувствовали от этих слов какое-то облегчение и радость. Улыбался своей скупой улыбкой Нуркенов, осторожными движениями поправляя что-то в своем телефонном аппарате. Блестели из глубины окопа чистые глаза Шингарева.