Собрание сочинений в пяти томах. Т. 5. Повести

— Мы только в городе, а как выедем на фронт — выбросим, — виновато оправдывалась девушка и протянула руку за туфлями.

— Выбрасывать не надо, — улыбнулся ей Панфилов, отдавая туфли, — снесите домой, пусть их сберегут. Возвратимся с победой, наденете эти туфли и мы с вами станцуем. А сейчас для нас вот самая удобная, самая надежная обувь, — он притопнул ногой в добротном армейском сапоге. — Не промокает, не снашивается и ногу не утомляет...

Перед отъездом, остановившись у машины, генерал сказал Желвакову:

— С первых дней приучайте свой народ к армейской жизни. Никаких поблажек. Не мне вам объяснять, как это важно.

Он пытливо оглядел хирурга и чему-то грустно улыбнулся.

— Мы-то с вами, вижу, старые солдаты. Нам не привыкать. Я в первой мировой войне крещение получил да гражданская закалила.

— Я тоже «крещеный», — улыбнулся Желваков, — закалку в том же огне гражданской войны получил.

— Об этом и речь. Бойцам опыт надо передать... — Иван Васильевич умолк в раздумье и тут же решительно договорил: — Сегодня к вам в роту явится новый боец, Панфилова, медицинская сестра. И вы сами, и ваши бойцы должны относиться к ней, как положено по уставу. Понимаете, здесь нет и не может быть генеральских дочек. В отношении ее — это мой первый и последний приказ. Будьте здоровы.

Прежде чем успела рассеяться пыль, поднятая машиной, в раскрытых настежь воротах появилась девушка в платье военного покроя и в сапогах. Девушка приближалась к Желвакову неторопливым шагом. Она была тонка, округлые щеки смуглы, черные и блестящие глаза широко открыты, словно девушка чему-то удивлялась.

Подойдя к хирургу, она поднесла руку к виску, прикоснувшись к чуть сдвинутой на бок пилотке:

— Разрешите обратиться. Мне нужен товарищ Желваков.

— Я Желваков.

Девушка распрямила плечи отрапортовала:

— Боец Панфилова прибыла в ваше распоряжение для прохождения службы.

Хирург оглядел нового бойца, приметил росинки пота вокруг пухлых, почти детских губ и тяжелую, желтую пыль, угнездившуюся в складках простых солдатских сапог, сдержанно улыбнулся и протянул для рукопожатия свою широкую, крепкую ладонь.

Глава вторая КОМАНДИР ПОЛКА

1

На окраине Алма-Аты расположена старая крепость, достопримечательность города. Еще в середине пятидесятых годов прошлого века в эти места Семиречья проник первый немногочисленный отряд сибирских казаков^*. Возвышенность приглянулась предводителю отряда. На крутом берегу бурной речушки, среди зарослей дикой яблони и карагача, он приказал возвести военное укрепление. Привыкшие к суровым походам и спорому труду казаки построили на облюбованном месте флигель для наказного атамана, казармы, арсенал.

Для защиты нового поселения от внезапных набегов кочевников казаки опоясали постройки земляным валом. Так возникло укрепление Верное.

С годами вокруг укрепления выросли Малая и Большая станицы. Так появился город Верный, само укрепление стало называться просто крепостью. Земляной вал постепенно разрушили дожди и ветры. Крепость превратилась в пункт призыва, формирования и комплектования новых воинских частей всей обширной Семиреченской области.

Здесь в годы гражданской войны Дмитрий Фурманов подавил белоказачий кулацкий мятеж. Отсюда уходили первые красные полки семиреков на Ферганский фронт громить басмачей. Позднее в крепости формировались пополнения для регулярных частей Красной Армии.

В один из июльских дней 1941 года сюда собрались будущие бойцы, командиры и политработники дивизии генерала Панфилова. Крепость напоминала базар — так много было здесь людей: военные, призывники, женщины, дети.

Дмитрий Береговой издали наблюдал, как Арсений Петрашко шел через небольшую крепостную площадь^*. Командирская, с малиновым кантом, пилотка привычно сидела на его голове, хотя еще вчера, как истинный южанин, Петрашко ходил с непокрытой головой. Все призывники были одеты в гражданское. На Арсении же был костюм лейтенанта артиллерии. От этого он казался выше, стройнее и мужественнее.

Береговой изредка встречался с Петрашко в редакции республиканской газеты. Арсений работал в отделе советского строительства, но любил присутствовать на собраниях молодых писателей, к числу которых принадлежал Береговой. Прислушиваясь к горячим, подчас наивным литературным спорам, Петрашко иногда вставлял скупые, всегда удивлявшие своей глубиной и верностью реплики. В таких случаях его чистые синие глаза щурились, а красивое лицо заливал яркий, почти девичий румянец.

В левой руке Петрашко — серая папка, правой он четко и ритмично взмахивал в такт шагам. Он остановился под могучим карагачом, надежно защищавшим от палящих лучей полуденного июльского солнца, и громко скомандовал:

— Артиллеристы, ко мне!

Береговой побежал на зов. К Петрашко из разных концов крепости спешили еще человек десять-двенадцать. Уже под деревом кто-то негромко окликнул Берегового. Он оглянулся, и сильная рука стиснула его ладонь в крепком рукопожатии.

— Сережа... Стуге!.. Откуда ты? — задыхаясь от внезапно нахлынувшей радости, проговорил Береговой.