Собрание сочинений в пяти томах. Т. 5. Повести

И когда в небе появились фашистские самолеты и с надсадно-прерывистым гулом начали кружить над позициями артиллеристов, всем управленцам показалось, что не впервые ведут они бой, а давно совершают привычную работу.

Едва показались самолеты, как со стороны немцев стали взлетать в небо ослепительно-белые светящиеся звезды. Звезды весело рассыпали искры, тянули за собой хвост молочно-искрящейся пыли и гасли в расположении наших окопов.

— Смотрите... смотрите, бомбы! — едва успел, срываясь с голоса, закричать Шингарев и прижался лицом к рогатой стереотрубе, будто хотел защитить свою голову за ее трубками.

Сначала легкий, а потом все нарастающий свист донесся с неба.

Свист врывался в уши, пронизывал тело холодной и в то же время обжигающей струей, отчего хотелось зарыться в землю и слиться с ней.

Будто огромным молотом ударило в грудь земли, она сотряслась, загудела. Взрывы то одиночные, то частые оглушали артиллеристов. После свиста они принесли облегчение.

Аямбек плотно прижался к аппарату, был слышен его ровный, приглушенный голос:

— Весна, проверка...

— Тула, проверка...

Шингарев отстранился от стереотрубы: уже темнело, и простым глазом было куда легче видеть даль.

Там, где теперь едва различимо маячили Новинки, с исчезновением самолетов вспыхнула стрельба. Коротко и сухо трещали немецкие автоматы, им отвечали наши пулеметы.

Но вот опять оттуда, с потемневшего запада, появились самолеты. И вдруг рядом с наблюдательным пунктом раздался короткий звук, словно переломили сухой прутик, и тотчас в сторону немцев полетела белая яркая точка.

Не успела она погаснуть, как там, сотрясая и воздух, и землю, начали в частом ритме рваться тяжелые бомбы, точно самолеты спешили освободиться от смертоносного груза до наступления темноты.

Разрывы не смогли заглушить истошного крика немцев. Десятки белых, зеленых и красных ракет взлетели в небо и устремились в сторону советских окопов. На какие-то мгновения бойцы забыли о войне, любуясь этим своеобразным фейерверком.

— Мабуть и портки порастеряли воны там, — обнажил ровный ряд зубов в сдержанной улыбке Шингарев. — Умный хлопец зыскався у нашей пехоты, верно указав, где бомбить полагается.

— Для русского солдата ум да смекалка — два родных брата, — раздался над ним знакомый голос.

У окопа стоял подполковник Курганов. За ним — Ляховский. Управленцы не заметили, как они подошли.

— Наблюдательный пункт — крепость, его всегда надо охранять. Особенно в бою, — назидательно продолжал Курганов.

Его лица не было видно — уже стемнело, но Береговой уловил перемену, происшедшую с командиром полка. Голос его стал как-то мягче, слова душевнее. Береговой и раньше примечал: нет-нет да и проскользнет в речи командира полка пословица. Но прежде он будто стеснялся этого и сразу переходил на суровый, требовательный тон.

— Ну как, товарищи управленцы, познакомили немца с артиллерийским огоньком?

— Маловато пришлось поработать, — ответил за всех Марачков и по своей привычке зябко потер ладонь о ладонь.

— Вот что, — повернувшись к Береговому, проговорил Курганов — в Александровке накапливаются немцы. С утра начнут настоящее наступление. Одной батареей до двух часов по Александровке ведите беспокоящий огонь, а к рассвету орудия переведите на новую позицию.

Он протиснулся в блиндаж и приказал Нуркенову:

— Вызовите командира стрелкового батальона... Степанов, — продолжал он, приникнув к трубке, — далеконько ты от себя держишь наши «глаза». Тесно? Это не беда, беда будет, если потеряем друг с другом связь. Но я не об этом, — минометы зачем вытащил на бугор? С первого выстрела снимут их. Спрячь в овраг. Эти трубы из любого укрытия фашистов достанут.

Он с минуту слушал то, что ему говорил. Степанов, потом усмехнулся, ответил: «Хорошо... хорошо», — и передал трубку Нуркенову. Продолжая смеяться, он обратился к комиссару:

— Ты знаешь, что он заявил: в гражданскую войну, говорит, этих труб не знали... не привык еще к ним. Завтра эти трубы покажут ему, на что они способны.

Он снова умолк, оглядел окоп, спросил:

— Все у вас тут?

— Да, — ответил Береговой.

— Ну что ж, комиссар, расскажи, — вдруг тихо попросил подполковник и прижался к стенке окопа, уступая место Александру Ивановичу.

— Товарищи, вы только сегодня вступили в короткий бой с фашистами. А первый дивизион уже двое суток ожесточенно сражается... И как сражается! — Комиссар зажал в ладонях крошечный огонек спички и осторожно поднес к толстой самокрутке. Он жадно затянулся, и зерна махорки разгорелись, как угольки. Но тут же ярко засветившаяся точка исчезла в широких ладонях комиссара. — Там наши друзья бьются насмерть. Фашисты бросают на них танки, бомбят и снова атакуют танками.

Ляховский умолк и жадно затянулся. Береговой скорее угадал, чем увидел, как подполковник Курганов приподнялся, насколько это было возможно в блиндаже, и глухо проговорил:

— Товарищ Береговой, временное командование вторым дивизионом поручаю вам... Вчера Петрашко погиб...

9