Собрание сочинений в семи томах. Том 3. Романы

— Отчего же ему не выпить? — замечает крепильщик после долгих размышлений. — Коньяк это коньяк.

— Да ведь он «пес»!

— Есть такой грех! Зато за всем углядит.

— Правильно.

— И задается, — сплюнул Пепек. — Глаза бы мои на него не глядели, ребята!

Адам уже разделся и потихоньку идет под душ, чтобы начать свое бесконечное мытье. Мартинек, голый по пояс, положил руки на колени, закрыв сонные глаза. Деду Суханеку, видимо, холодно — он сидит скрестив руки на груди, как стыдливая девушка…

— Выпил, выпил! — спешит сообщить еще в дверях старый Томшик, приняв важный вид.

— А что сказал?

— Что очень благодарен и что, мол, пьет за здоровье первой спасательной.

— И не обозлился?

— Нет. Спросил, вправду ли, мол, это ему посылает команда? Верно ли?

— А ты что?

— А я сказал: ну да, господин запальщик, команда, и желают, мол, вам здоровья. Эту бутылочку послал сам господин управляющий.

— А он что?

— Заморгал этак и спрашивает, правда ли, Томшик?

— И что он сделал?

— Ну что ему делать! Вроде как усмехнулся — ладно, мол…

— И выпил?

— Выпил. Только рука у него тряслась, так что он штаны облил. А потом и говорит: «Скажите им, Томшик, что я благодарю всю команду». Да, и еще добавил: «Винцек, ребята-то как черти работали». Господин Хансен будто бы сказал ему: вот это шахтеры, любо-дорого поглядеть!

Все столпились вокруг Томшика, упиваясь этими новостями; лишь каменщик Матула сидит и почесывается, уставя налитые кровью глаза в пол; Адам, намыливаясь в десятый раз, серьезно слушает.

— А какой он был при этом, Винца?

Старый Томшик не умеет объяснить.

— Ну какой… Вроде не ожидал, что ли. И спросил: вы не знаете, Томшик, кто это придумал? Не знаю, мол, господин запальщик, должно быть все сразу.

— Правильно сказал, Винца!

Команда необыкновенно оживилась, языки развязались.

— Ну вот, видишь!

— Нет, Андрес-то каков! Ручным скоро станет!

— Ребята, теперь мы!

Пепек перекинул через руку свою рубашку вместо салфетки и протянул стаканчик из толстого стекла деду Суханеку.

— Держи, дед, как самый старший. И радуйся, что ты еще на этом свете.

До сих пор об этом никто не упоминал.

У старика, когда он принимает стакан, дрожит рука.

— Обушок, вот что обидно, — лепечет он, пробуя коньяк. — Ну, ваше здоровье! — Он опрокинул стаканчик и поперхнулся. — Матерь божья, вот это да!

Пепек подносит стаканчик Адаму.

— Теперь ты.

Адам долго нюхает коньяк и протягивает обратно полный стаканчик.

— Ваше здоровье, — говорит он и вытирает губы.

Станда не поверил глазам: Адам улыбнулся! Правда, это была лишь тень улыбки, но все же… как будто это вовсе и не Адам.

Теперь стаканчик взял крепильщик, поглядел на него против света и вылил содержимое себе в глотку.

— Хорош, — довольно сказал он и тихо просиял.

— Матула!

— Не хочу, — проворчал каменщик.

— Да брось, Франта, не ломайся…

— После Андреса… я… не стану пить!

— Ну, не порти компанию, дружище!

Матула берет стаканчик опухшими пальцами.

— Я его убью, — громко говорит он, — все равно убью…

— В другой раз с ним посчитаешься, а пока, черт возьми, уймись!

Каменщик Матула подчинился и выпил коньяк.

— Дай еще, — прохрипел он и вытер ладонью синеватые губы.

— Теперь я. — И Пепек, широко расставив ноги, опрокинул коньяк в рот и с наслаждением заржал. — Теперь ты, Станда!

Станда никогда еще не пил коньяка; сначала он попробовал его на язык, затем выпил одним духом, по примеру прочих, заморгал и закашлялся; сразу опьянев, он почувствовал безмерное блаженство, на глазах у него выступили слезы, вся душевая завертелась, и он не знал, как выразить свой восторг. Удивляясь, что пол уходит у него из-под ног, он повернулся к Мартинеку.

— Мартинек, я тебя люблю, — с жаром сообщил Станда.

Молодой гигант весело улыбнулся.

— Ну вот и ладно.

— А на Пепека я вовсе не сержусь, — торопливо уверял Станда. — Вот нисколечко, Пепек… Пепек поклялся, что поможет им. Пепек — славный малый, и я его от всей души люблю. А Хансен… братцы, ну прямо как бог! Правда ведь, он как бог?

— Еще бы, — серьезно согласился крепильщик. — Ханс — во!

— Понимаешь, Хансена… я считаю героем. Первый спустился и ушел последним… Крепильщик, я готов снова туда спуститься. Я слышал, как они тюкали… Мартинек… ведь верно, мы им поможем?

— Понятное дело, — отвечал крепильщик. — А зовут меня Енда… Иди-ка ты мыться!

Станда с наслаждением плещется под душем, кое-как, торопливо проводя руками по своему худощавому телу. Мартинека он больше не стыдится. Нет, нет, перед Мартинеком ему не стыдно.

— Как бы вместо нас другие их не спасли, — выбивает он дробь зубами. — Вот здорово будет, когда их на-гора подымут… Как ты думаешь, Андрес — смелый?

Мартинек отдувается под струей воды, трет себе спину.

— Что ты сказал?

— Андрес — смелый парень?

Крепильщик задумался, красивый и сильный, как статуя на фонтана.

— Да, — ответил он наконец. — Дело свое знает. И распоряжаться кто-то должен же, — закончил он несколько уклончиво.

— А что он всюду нос сует… думаешь, это смелость?

— Ради порядка, — рассудительно объясняет Мартинек. — Он должен все измерить, записать и доложить, понимаешь? Он ужасно любит докладывать. Ради этого он в огонь кинется…