Собрание сочинений в семи томах. Том 3. Романы

— Лежи уж ты, — сказал он Станде, а Ханс кивнул: «Лежи, мол, и ладно».

«Вот и хорошо», — думает Станда, утыкаясь носом в жесткий рукав Мартинека. И снова начинается «пом-пом-пом, пом-пом-пом»; и молодой высокий мужской голос заводит песню о солдатчине.

XVI

Кто-то трясет Станду.

— Вставай, по домам пора.

Станда очнулся и не сразу понял, где он. Товарищи уже на ногах, подтягивают штаны, берутся за шапки. Станде неловко, что он так крепко заснул, и он судорожно зевает.

— Где господин Хансен?

— Уже ушел, и Андрес тоже.

Ну, спокойной ночи, ребята, спокойной ночи, Станда, значит, завтра в пять, и за дело; команда с шумом выходит на темную улицу. У Станды слегка заплетаются ноги, затекшие во время сна, и он ни черта не видит в этой непроглядной тьме. Но кто-то его ждет, кто-то подходит к нему — да это Адам.

— Нам ведь по пути, — гудит Адам, шагая во мраке. Станда постепенно начинает распознавать что-то вроде дороги; он вздрагивает от ночного холода и окончательно просыпается. Рядом идет Адам — длинный, сутулый и молчит; о чем с ним говорить?

— Как было хорошо, — благодарно вздыхает Станда.

Адам судорожно глотнул.

— Хорошо… очень… — бормочет он.

— Сколько времени?

— …Час ночи.

Неужели так поздно? Станда припоминает, как Адам со скорбными глазами делал «пом-пом-пом», когда пел Мартинек, и невольно усмехается про себя. Интересно, что сделает Адам, если ему сказать, что я его люблю? У Станды, откровенно говоря, уже вертится на языке это признание, но он все же предпочитает промолчать.

— Вы любите господина Хансена? — спрашивает он вдруг.

— …Да, — отвечает Адам.

— Парень что надо, раз к нам пришел. Жену дома оставил, а сам пошел к команде. Вы когда-нибудь видели его жену?

— Н-нет. Не видел.

— Красивая женщина, высокая такая. Знаете, как они подходят друг к другу — это не часто встречается. Должно быть, они страшно счастливы. Когда двое так любят друг друга…

Адам ни гугу, слышно только его тяжелое дыхание. Станда вдруг замолчал, прикусил язык: и в самом деле, именно об этом-то и не надо говорить с Адамом…

— А какая жена у Мартинека? — поспешно меняет он разговор.

— …Не знаю.

— Вот отец, этот Мартинек! Только и знает, что дети, дети, дети… То-то радость, должно быть, когда человек так крепко детишек любит, — брякнул Станда и опять пожалел — ах, вернуть бы эти слова! Адам ничего не сказал, даже не вздохнул, точно в нем все замерло. Такое дурацкое слово… точно ты камень швырнул в пропасть; страшная тишина, камень все летит, летит, конца не видно, боже, какая глубина! Наконец доносится стук — камень упал на дно; Адам перевел дух и прибавил шагу. Станда не знает, о чем еще заговорить; глубоко несчастный, он бежит вприпрыжку рядом с длинным Адамом, кусая губы.

— Как вы думаете, удастся спасти тех троих? — спросил он, когда молчание стало совсем невыносимым.

Адам почему-то долго обдумывает ответ.

— Не знаю, — бормочет он погодя.

— Хотел бы я видеть, — не унимается Станда, — что там без нас сделали.

— …Может, уже проходку начали, — выдавливает из себя Адам. — Если там воздухопровод в порядке… Вам нравится… тебе нравится работать в шахте?

— Что вы имеете в виду? — озадаченно спрашивает Станда. — Работать в завале?

— Нет, вообще, — рассеянно бормочет Адам. — Вообще работа в шахте.

— Ну, я уже привык, — браво отвечает Станда; это не совсем так, но никто не должен об этом знать.

— А мне… не по душе как-то, — медленно говорит Адам. — Мне все кажется, вроде на меня что-то падает.

— Вам страшно, когда вы спускаетесь? — изумился Станда.

— Э, страшно… Чудно мне. Вот когда я внизу работаю… тогда уж ничего такого в голову не приходит, понимаешь? Это только когда клеть вниз идет… точно проваливаешься.

— А давно вы…

— Двенадцать… двенадцать лет. Думал, со временем пройдет. — Адам почесывает длинной рукой затылок. — Я только спросить… у тебя тоже такое глупое ощущение?

Станде странно, что Адам заговорил о себе; может и мне рассказать ему что-нибудь о себе… например, что я, собственно говоря, человек ученый и только несчастное стечение обстоятельств привело меня сюда? Адам, конечно, понял бы…

Станда чувствует особую симпатию к этому высокому тихому шахтеру; ему хочется сказать Адаму что-нибудь задушевное, серьезное, что навсегда останется между ними двумя.

— У тебя, кажись, есть книжки, Станда, — с расстановкой произносит Адам. — Я раньше тоже читал; да у всякого свое… — Адам, видимо, колеблется, — не дашь ли какую Марженке…

— С удовольствием, — поспешно отвечает Станда, чтобы Адам не заметил, как в нем все дрогнуло.

— Она… много читает, — задумчиво продолжает Адам. — Понимаешь ли, я… тоже иной раз заглядываю в ее книжки, да… да непонятно мне это. — Адам остановился. — Откуда люди могут знать, о чем пишут! Вот ведь глядишь на человека… всю жизнь… и не знаешь о нем ничего, хоть тресни. Да и как… к примеру… можно догадаться, кто что думает или чувствует? А в романах… все известно. Ей-богу, не понимаю я этого… — Адам покачал головой и снова двинулся вперед. — Тебе-то легче! Ты человек ученый…

— Откуда вы знаете?