Собрание сочинений в семи томах. Том 3. Романы

— Почем я знаю, — глухо сказал Пепек. — Меня, брат, так отделало, что дед Суханек воздух в меня накачивал; а когда я очухался, все были в этой дыре, за Адамом полезли, значит; как они там уместились — понятия не имею. Первым выкарабкался оттуда Матула, схватился за голову, говорит — дело дрянь, весь ходок рушится. Суханек хотел еще туда влезть… вдруг оттуда как закричат: «Вон, все отсюда вон!» Прежде всех выскочил Ханс, пальцы до кости ободраны, и нога вывихнута, что ли, прихрамывает; кой как отковылял в сторонку, прислонился головой к крепи и заревел, как малый ребенок, даже маски не снял. Понимаешь, ведь это был вроде как его штрек…

У Пепека странно скривились губы, и он быстро заморгал.

— Палец проклятый! — злобно прошипел он. — Горит, как дьявол!

Станда затаил дыхание.

— Дальше, дальше, Пепек…

— Да, — продолжал Пепек, помолчав. — Только Ханс выскочил, — трах! — затрещало за самой спиной у Суханека, дед отпрыгнул, ну что твоя блоха; это лопнули надломанные переклады, что еще кровлю в штреке Ханса поддерживали, помнишь? Чуть не до полу проломились, и тут же на них кровля осыпалась. Хорошо еще, мы с Матулой были чуть дальше; я от тех газов вроде как умом помешался, так и не тронулся бы с места. А Суханек и говорит: «Пресвятая троица, запальщик-то там и Мартинек тоже!» Переглянулись мы — ну, думаю, надо бежать за новой командой, нам самим не справиться, и вдруг этот завал зашевелился и стал сам приподыматься, ну точь-в-точь, как земля, когда крот нору роет. «Матула, рычаг! — хрипит Мартинек из-под завала, — за мной Андрес». Мартинек-то, оказывается, держал на спине этот переломившийся переклад, да еще пробовал приподнять его вместе с навалившейся породой. Видеть самого не видно, только балки и камни в том месте чуточку сдвинулись…

Пепек оживился.

— Что тут было, дружище! Матула стоит как пень, никак сразу не поймет, а мы с Суханеком сломя голову кинулись руками разбрасывать камни, чтобы как-нибудь открыть переклад, что на Мартинека давил; а камни сверху все валятся и валятся! Уже видно стало крепильщика — он зубы оскалил да кряхтит, и тут только Матула сказал: «А-а», — и айда за рычагом. «Ребята, — говорит Мартинек, — я больше не удержу». А Матула тут как тут и тащит целую стойку, будто карандаш какой; ладно, хоть за ухо не заложил. «Можешь подсунуть? — опрашивает Мартинек, точно они крепление ставят. — Так, еще немножко. Еще дальше, здесь места хватит. Просовывай, брат! Когда скажу, начинай поднимать». Ты понятия не имеешь, Станда, какая тяжесть на нем лежала! «Ну, давай», — говорит он, и Матула уперся плечом в стойку. Я, брат, такого в жизни не видывал! — воскликнул Пепек; от восхищения он не удержался и выпил.

— Да, я такого еще не видывал, — повторил он. — Матула поднимает стойку плечом, ноги у него от натуги трясутся, а переклад выпрямляется, завал приподнялся, и Матула отжимает все это — камень и дерево — назад к кровле. Черт, вот это сила! — засопел Пепек. — Я к нему на помощь, а Матула пыхтит: пшел, не мешай, мол, и один, поднимает… своим плечом держит все шестьсот метров над нами! Скажу тебе, мы забыли и Адама и Мартинека, только на Матулу во все глаза глядим, рот разинув. До того это было… здорово, — смущенно пробормотал Пепек. — Жаль, тебя там не было. А Мартинек уже выкарабкался наружу и говорит: «Подержи-ка еще, Франтик, там Андрес остался», — и снова нагнулся под тот переклад, протянув Андресу руку. Матула уже весь трясется, как студень, хрипит, из носу у него кровь льет ручьем, но он держит, не отпускает. И даже еще капельку приподнял; но Мартинек тем временем вытащил запальщика. Ну, только мы его выхватили — трах! — стойка внизу подломилась, и весь завал снова осел на почву, Матулу на волосок не зацепило. Вовремя успели, — критически добавил Пепек. — Еще момент — и у Матулы с натуги, кажется, сердце лопнуло бы или еще что; он, брат, совсем синий стал и только хрипел. А Андрес легко отделался — только плечо помяло; но за Матулу мы перепугались — брякнулся наземь и, будто мокрая тряпка, распластался… Хорошо, кровь носом пошла, ему и полегчало; Ханс вытирал его собственной рубахой и чуть не целовал. Вот это была смена, мать честная! — вздохнул Пепек. — И первое, что сказал Андрес, было: «Видишь, Пепек, счастье, что я замухрышка и карлик, по крайней мере в этакую щелочку пролез». — Пепек с чувством высморкался. — Понимаешь, в чем штука! Все-таки образумился. А Матула, сказать по правде, спас Андреса… вот как все развязалось! Только Адам там остался…

Пепек угрюмо катал по столу крошки разбитыми в кровь пальцами.

— Выходит, и у него тоже все развязалось… да…

— А… будут продолжать работы… чтобы его хотя бы вытащить?

Пепек покачал головой.