Она любит смеяться, но не доверяет смеху других, она старается не проявлять инициативы и не вызывать смеха, боится, очевидно, поставить под сомнение собственное достоинство, вечно являющееся ее слабой стороной. Человек, боящийся оказаться смешным, никогда не может быть до конца веселым. Что женщина действительно может, так это смеяться, но шутка как таковая, клоунада сама по себе, эксцентричность, полная отдача богам смеха — это все не для нее.
И еще — это, надо полагать, солидарность или недоверие друг к другу; если женщины одни, они не подстраивают подругам розыгрышей. Если женщина и совершит какую-нибудь проделку, то, как правило, в ней всегда будет виной мужчина; поздравит ли она кого с первым апреля, в этом тоже будет виноват мужчина. (Из чего видно, что женщины больше боятся женщин, чем мужчин.) Но и это она делает только тогда, когда подражает нам, мужчинам. Хранители смеха в жизни — мужчины.
Нет, женщина — отнюдь не весела; и если сквозь жизнь она проходит «с улыбкой на устах», то это притворство: она существо серьезное, как смерть. Мы, именно мы, те, иные, бородатые и патлатые, упрямые и гадкие, — олицетворяем смех жизни; мы дорожим этим и во время наших серьезных занятий — машинами и философией, на кафедре и за плугом — мы помним, что под кожей у нас зашиты кости Вечного Шута, которого создал бог, чтобы на свете было легко и весело. Видно, и в этом сказалась его мудрая воля.
Что-нибудь новое
Говорят, что, в отличие от взрослого человека, ребенок непоседлив и непостоянен, что ему всегда хочется чего-нибудь новенького и т. д. и т. п. Это сущая правда, но правда и то, что взрослый человек тоже непоседлив и непостоянен, как ребенок, что он тоже всегда хочет чего- нибудь новенького и т. д. и т. п. Пусть дети непоседливы, точно блохи; но если ребенок обратится к вам с просьбой рассказать ему сказку, он хочет, чтобы вы рассказали именно ту, которую вы рассказывали уже вчера, позавчера и двадцать раз до этого; хотя бы ту, о зайцах, которые делали гоп-гоп-гоп-ца-ца, или ту о песике, который на прогулке встретил котенка, и что из этого получилось. Остерегайтесь нарушить эти классические сюжеты какими-нибудь дополнениями или изменениями; ребенок желает услышать только то, что понравилось ему вчера, позавчера, и он почувствовал бы себя обманутым, если бы песик не встретил котенка и все получилось бы не так, как должно получиться. Потом, прослушав полюбившуюся ему сказку, он бежит искать что-нибудь новенькое в песке или в ящике для угля.
Итак, именно взрослый человек, а не ребенок требует, чтоб ему постоянно рассказывали что-нибудь новое или о чем-нибудь новом. Как было бы хорошо, если бы каждую неделю я мог слово в слово повторять какую-нибудь свою статью, которая вам пришлась по вкусу (только не знаю какую), если бы, скажем, каждую пятницу я садился и, довольно потирая руки, начинал снова писать статейку, которая уже появилась до того, по крайней мере, раз двадцать и каждый раз находила у вас одобрение; наверно, я что-нибудь в ней улучшил бы, скажем, заменил одно слово другим, чуточку переделал фразу, но так, чтобы вы даже не заметили. А вы с пятницы уже ждали бы мой опус и прочли бы его затем с полным удовлетворением, ибо он все такой же и такой же прекрасный, как и раньше, а потом, ну, потом взяли бы и пошли искать чего-нибудь новенького у себя под боком среди личных своих дел.