Собрание сочинений в шести томах т.2

Как мы можем роптать и думать о бурчании желудка, когда страна содержит внутри и за рубежом для охраны народных демократий огромные вооруженные силы, а их надо кормить? Посчитайте, мол, сколько у нас миллионов солдат и офицеров, и прикиньте, какая у них норма съедения мяса и масла в день, особенно вдали от Родины. Внушительная выйдет цифра, и мы еще корма покупаем у наших злейших врагов за нашу кровную золотую валюту. Что же теперь, золотом кормить ваших приусадебных поросят, товарищ Легчин? Что же вы, потерпеть немного не можете, пока Общий рынок нашим не станет с его несметными запасами мяса и масла? Что же вы так несознательны, когда вот-вот нефть арабская станет советской и империалисты на брюхе подползут к нам и умолять будут продать эту нефть жителям капстран? Неужели трудно поднабраться терпения? Наша победа не за горами. Последний и решительный бой у нас на носу, а вы его не видите из-за разгулявшегося аппетита, товарищи! Стыдно! В Африке каждый день от голода тысячи человек умирают, а вы еще благодаря заботе родной советской власти существуете, работаете и самогон гнать ухитряетесь. Пить надо меньше, товарищи. Все на ударную вахту в честь XXVI съезда партии…

К чему я все это говорю. А к тому, что младший мой сынок туберкулез схватил. Бабка говорит:

– Не вози ты его в больницу. Там только залечат, как Ваньку Михеевых залечили до смерти. Ты сала мне нутря ного давай, я его с травками растоплю и залью всю чахотку за месяц.

Жена тоже убивается, не хочет в больницу мальца отдавать, сладить с ней не могу.

Иду к директору совхоза. Сидит вот с таким рылом за столом, глаза красные, не опохмелившись.

– Прошу, – говорю, – за наличные отпустить нутряного сала свиного для лечения больного ребенка.

В ответ слышу нецензурную брань и угрозы уволить меня из совхоза как совратителя рабочих и подголоска Сахарова.

– Почему, – спрашиваю, – Сахарова?

А он в ответ рычит:

– Потому что сала тебе, сволочь, захотелось, когда об ком с моей хребтины не слезает и запрещает разбазаривать государственный продукт на местное питание. Ты понима ешь, что Америка пшеницу продавать нам отказалась?

Ушел я тогда, но что-то во мне помрачилось от злости, непонимания и боления за хворого парнишку. Напился бражки, что теща поставила перед Первым мая. В бешенство впал прямо. Что же, я думаю, шестьдесят лет советской власти, а я куска нутряного сала с ейного стола не достоин, отец на фронте погиб, мать всю жизнь отдала колхозу? Так, думаю, властью этой вы тут у нас распоряжаетесь?…

Беру ружье, сажусь на мотоцикл свой – признаюсь, в пьяном виде – и рву на ферму…

Остальное вы и без меня знаете, а я многого не помню. Помню только, что рука дрожала, когда целился я в свою любимую свиноматку Капочку. Если б убил ее на месте, не раздумывая отвез бы домой для разделки на мясо и нутряное сало, а штраф выплатил бы по существующим расценкам.

Конечно, судите вы меня здесь, чтоб другим неповадно было, но кто из вас не пошел бы на такое преступление против свиньи ради здоровья ребенка? Каждый пошел бы. А прокурор – в первую очередь. По глазам вижу. Прощения просить не хочу и не собираюсь. Судить надо директора совхоза, а не меня, за отказ в помощи больному ребенку. И не выставлять на партсобрании дела так, будто бы свинина потребовалась мне на закуску к Первому мая. В тюрьму идти не боюсь, так как я за семью спокоен, а мальчишка, слава Богу, выздоровел от нутряного сала, присланного брательником из-под Киева, за что спасибо братскому украинскому народу!

ВЫСОКОЕ НАПРЯЖЕНИЕ

Являясь кладовщиком склада горюче-смазочных материалов и одновременно охраняя этот склад, Тараканов подключил ограждение склада – забор из колючей проволоки - к розетке электросети напряжением 220 вольт. Гражданка Куприна вечером во время поисков своей коровы приблизилась к забору и была убита током…

Последнее слово подсудимого Тараканова

Граждане судьи, гражданка Куприна, безусловно и решительно, была бы жива, если бы я, по распоряжению начальства, не исполнял две ответственных работы одним разом. То есть если бы я был или только кладовщиком, или только сторожем горюче-смазочного склада. Начальство рассудило так после того, как были посажены за разбазаривание продукции три кладовщика и два сторожа:

– Ты, Тараканов, являешься совестью нашей партии на данном участке строительства коммунизма. Но для того чтобы соблазна воровать было у тебя меньше, ты будешь зараз и кладовщиком, и сторожем. Как хочешь, так и управляйся. Сторожи сам себя, и сам же уберегай себя от самоуправства сторожа. Партия доверяет тебе полный самоконтроль…

Это – раз, граждане судьи.