Собрание сочинений в шести томах т.2

И мы, того не замечая, всячески цепляемся за крылышки-перышки любых звуков, многократно взвиваемся вместе с ними и вместе с ними падаем многократно… удерживаемся до поры до времени от соблазна хватануть пошибче разноцветных пузырьков… ужасной прелести атмосферы бытия… Но вот – превозмогаем, наконец, не без помощи ангела-хранителя и, кстати, любимого нами оперения Его крыл, ни с чем не сравнимый – какая там кессонова болезнь! – перепад жизненных состояний.

И через какое-то время все звуки мира, лишаясь божественной свободы, попадают в плен либо к вещам, либо к явлениям и к живым тварям, не говоря уж о чудесном пленении звука словом, становятся звуки, на взгляд поверхностный, всего лишь рабскими свойствами всего их пленившего.

Но такова уж, думается нам, призывная сущность первоначальной свободы звуков и их бытийственного предназначения, что тайная деятельность Гения и войска Талантов непрестанно отворяет темницы бездарной немоты и вдруг благородно одухотворяет плененные звуки в дереве скрипки, в живой гортани, в обнаженных жилах арфы, в металлах труб, в сердечной речи, в словесной плоти, в чуткой глоточке птички-синички, в…

Услышим же, коль мы имеем слышащие уши, тяжкие, душераздирающие стенания тех, кто, ковыляя к известным пределам по колдобинам пространства, пренебрегал услугами крылатых звуков, помогающих нам превозмогать вихри встречного времени и постоянную тягу времени попутного, и проклянем вместе с тем, не безжалостно, всех тех, кто не только пренебрегал и пренебрегает, но кто убивал и продолжает убивать собрание чистых звуков в напрасной попытке опоганить саму Душу Звучания многочисленными видами и способами насильственного обез-душивания Языка, Дождя, Рек Рождения, Вершин Стихий, Образов Жизни и Смерти… Но проклянем безжалостно бездарную Власть Советов и душевно возблагодарим все Силы, поддерживающие нас в достойном следовании Судьбе…

Точно так же, как всевозможные звуки обнадеживающе помогали Л.З. превозмочь в младенческом состоянии начальный ужас существования, так и поддерживающе сопровождали они это недостойно прожившее существо к яминам исчезновения. Серое вещество вообразило их, разумеется, апартаментами резидентуры Л.З. в центре Иерусалима…

Сам Л.З., конечно, ничего не ведал, но, цепляясь за звуки шагов волочащегося по паркетинам предмета, цепляясь за слова людей, уже почти потерявшие для него всякий смысл, но убаюкивающие лишь звуками, вырвавшимися снова на вечную свободу вместе с остальными сокамерниками, он умоляюще торопил время. Торопил, как умеют и могут торопить время только дети, впрочем, не только дети, наивно убивая возможности жизни в коварных пределах страстных ожиданий… скорей бы… скорей… скорей… между, понимаете, Мехико… меховой промышленностью… Мех-медом Вторым… стоп… стоп… мы еще гульнем по Ближнему Востоку… на рысях… на большие дела… язви вашу душу, дорогие товарищи…

Л.З. и так казался бездыханным, законченным трупом, но дотлевающее под прахом плоти сознание прибавляло ему еще большей бездыханности в соответствии с сугубой конспиративностью момента. Он и истолковывал в угоду этому спасительному, ниспосланному Высшим Милосердием моменту все услышанное…

– Ну, хули ты загремел этим ебаным катафалком?

– А чего ты, собственно, все время «кусь-кусь», когда я с тобой «вась-вась»? Может, кажется, что…

– Мне ничего уже не кажется, потому что я опохмелился.

– Ну так и не хера.

– А не хера выламываться и пичкать вокзальных лярв байками о самодостаточности географии. Мы уже не сту-дики с Моховой.

– Во-первых, не бухти так громко. Приказано было: стопроцентный швах?… Во-вторых, я тебе еще раз официально говорю: история твоя без географии не может, а моя география без истории может.

– Официально?

– Официально.

– Если бы не история, то не существовало бы даже понятия «география». Понял?

– Как тебе известно, после трех штрафняков я ебу поголовно все понятия. Ебу – и все. И никто со мной ничего не может поделать. Тут понял-на-понял не прохезает.

– Официально?

– Официально. Я тебе, залитый глаз, не первый год внушаю, что география возникла задолго до истории. Что бы завоевывали твои Александры Македонские, если бы не было физической географии в виде Рубиконов, Альп и прочих Пиренеев?

– Куда этот командировочный пиджак подевался? Обычно я с одной ноздри труп унюхиваю.

– Не спеши. Без него не тронется паровоз, который говно возит.

– Врежем давай по стопашечке. Расширим сосудики.

– Официально?

– Официально.

Обнаружив коньяк, пришедшие выпивали, и Л.З. блаженно убаюкивало чоканье, жвяканье, отрыгиванье, очередные натужные алкоголические кряхтовыдохи, занюхи-вания рукавом принятого, шаги, перешептывания, сопровождаемые звучным рассовыванием краденых вещей по карманам… не можем без этого, понимаете… не можем… как они будут харкать кровью после моей докладной Сталину…

Зашуршали ассигнации… звякнули семейные драгоценности… трофейные антикварные безделушки…

– Я тебе сказал, сука, поставь на место?

– Что, он с собой все это захватит, что ли?

– Я сказал: поставь?