Собрание сочинений в шести томах. Том 6

Как сделал из Молчалина змею

В комедии премудрый Грибоедов.

Все спит кругом — никто не слышит бреда,

Никто не слышит сказку про змею.

Мой Господин! Ты знаешь жизнь мою:

Мой скорбный путь и грустную победу.

Ты дал мне ум, велел мне плод отведать.

Стать хилым и похожим на змею.

Теперь я стар! Спаси ж меня от бреда,

А бурю я любую простою!

* * *

Я вновь один, и есть Барон,

И есть разбросанные корки,

И крики западных ворон

Вокруг украденной махорки;

Сухая сука, две шестерки,

И вор, по прозвищу Чарльстон.

Вот он мне ботает про то,

Как он подпутал генерала,

Как дочь несчастного бежала,

Его хватая за пальто.

А он приплясывал, смеясь,

Плечами поводил картинно

И говорил: "Отстань, падлина,

Я честный вор, отлипни, мразь!"

Она сбежала от отца

И по банам его ловила,

Потом сто тысяч закосила

И отмолила, откупила

И задарила молодца.

Я все прослушал до конца

И призадумался уныло:

Зачем любви нужна могила

И тяжесть крестного венца?

Зачем сознанью подлеца

Всегда одно и то же мило:

"Она страдала и любила,

И все прощала до конца!"

Как мне противен разум мой,

Мое тупое пониманье.

Он не потащится с сумой,

Он не попросит подаянья.

Но как его ты не зови,

Он все пойдет своей дорогой

Сорвать с поруганной любви

Венец блестящий и убогий!

О ложь! О милое ничто!

Любви прекрасное начало.

Тот край, где дочка генерала

По людным улицам бежала,

Хватая вора за пальто.

Дай мне, сияя и скорбя,

Моей любви шепнуть неловко:

"Я все простил тебе, дешевка…

Мне очень трудно без тебя!"

МЫШИ

Нет, не боюсь я смертного греха,

Глухих раскатов львиного рычанья:

Жизнь для меня отыщет оправданье

И в прозе дней, и в музыке стиха.

Готов вступить я с ним в единоборство,

Хлыстом смирить его рычащий гнев

Да переменит укрощенный лев

Звериный нрав на песье непокорство!

В иных грехах такая красота,

Что человек от них светлей и выше,

Но как пройти мне в райские врата,

Когда меня одолевают мыши?

Проступочков ничтожные штришки:

Там я смолчал, там каркнул, как ворона.

И лезут в окна старые грешки,

Лихие мыши жадного Гаттона.

Не продавал я, не искал рабов,

Но мелок был, но одевал личины…

И нет уж мне спасенья от зубов,

От лапочек, от мордочек мышиных…

О нет, не львы меня в пустыне рвут:

Я смерть приму с безумием веселым.

Мне нестерпим мышиный этот зуд

И ласковых гаденышей уколы!

Раз я не стою милости твоей,

Рази и бей! Не подниму я взора.

Но Боже мой, казня распятьем вора,

Зачем к кресту ты допустил мышей?

* * *

Я по лесам один блуждал,

О камни жесткий хлеб ломал.

Когда же не хватало сил,

Лопатою его рубил.

Затем лопатою рубил,

Что сам старателем служил.

Был жесток этот черный хлеб

Высокий дар моих судеб,

И горше не было сумы

Под плоским небом Колымы.

До смерти был один прогон

Все перепутала нелепость.

Мой враг взлетел, как будто крепость,

Своим подкопом поражен.

Убийца — я,

убитый — он,

Ложась в сугроб легко и слепо,

Лицом, ободранным, как репа,

Смущенно улыбался он.

И тишина со всех сторон,

И темнота ночного склепа.

И вот лежит в сугробах он

От стужи жесткий, ломкий, синий,

Легчайший, словно алюминий,

Несуществующий, как звон.

Лежи, нарушивший закон,

И разлетающийся в иней.

Здесь каждый прав со всех сторон

Навеки, присно и отныне!

Затем была еще пурга

В круженьи месяца и снега.

От брега до другого брега

Ходила с бубнами Яга.

Я б в бурю не прогнал врага,

Но друга я лишил ночлега.

Его наутро принесли,

Он жил до окончанья суток.

Был бред таинственен и жуток…

Мы постояли и ушли.

Лежи, случайный гость земли,

Она таких не любит шуток!

Другого друга на руках

Я нес, покуда жил, а были

Мы на краю земли, и выли

Над нами сосны в облаках.

Над нами сосны в облаках,

Как волки раненые, выли.

Друзья нас палками лупили,

Чтоб мы стояли на ногах,

Чтоб болью пересилить страх,

Чтоб ноги нас опять носили.

— Хорошие ребята были:

Шел человек, остался прах.

— Но мы молчали, как в могиле,

И нас оставили впотьмах.

Я через час стряхнул свой сон,

Пошел, — а там, в снегу, осталась

Не человек, одна усталость.

Я шел и думал: что же он?

Был человек, остался сон,

Воспоминание осталось

Да сосен дальний перезвон.

К чему жалеть такую малость?

Но возвратился и понес

Сам обмороженный до кости.

Зачем? Не знаю. На погосте

Есть незастроенный откос

Там воронье играет в кости,

И вьюги, словно рой стрекоз,

Жужжа, садятся на погост.

Спи, разрешивший свой вопрос!

Спи, нет, не попрошусь я в гости.

Над кладбищем твоим мороз,

И нет ни жалости, ни злости

От скорбного холма до звезд.

Спи, в смерти ты нашел приют,

Мне и такого не дают!

БАЛЛАДА

Не потому, что с нею мне светло,

А потому, что с ней не надо света.

И вот на маленький помост

Восходит старый шут.

Я точно знаю, кем он был

И как его зовут.

И с биографией его

Частично я знаком.

И песни я ему писал

Блудливым языком.

Его пластинки я верчу

С любимой вполпьяна,

Когда разведать захочу,

О ком грустит она.

Когда ж кругом и дождь, и грусть,

И нету никого,

Я повторяю наизусть

"Безноженку" его.

И если в ресторане джаз,

И в рюмках вихрь огня,

Какой-то старый пес Дуглас

Все лезет на меня.

Когда же шансы у меня

На жизнь невелики,

И если милая змея

Мне не подаст руки,

И я сквозь наигрыш и спесь

Так точно вдруг пойму,

Что жизнь ушла, и вот я весь,

Не нужный никому,

Что только глупость трубит в рог,

Что замок мой во сне,

Что много у любви дорог,

Но ни одной ко мне;