Собрание сочинений в шести томах. Том 6

На половине дороги Коломбо — Канди свернули влево и двинулись почти строго к северу. Тут уже не было ни шума, ни оживления, свойственных селениям при больших дорогах. Деревушки пошли бедненькие, дорога стала поплоше, извилистей и уже. Не стало как бы одного сплошного селения, вытянувшегося вдоль шоссе на десятки километров. Группки строений сидели, как в наших северных краях, тесными кучками, окруженные буйными зарослями бананов. Огромные, килограммов по пять-шесть, ананасы росли прямо на приусадебном мусоре, как сорняки. Но уже смеркалось, и к тому же и здесь пошел дождь, и больше ничего не стало видно; только свет фар выхватывал из тьмы и ливня то крытую пальмовыми листьями хижину на повороте, то человека, который брел куда-то, не различая ни зги. Про себя размышлялось: будь я на месте этого человека, ни за что бы не вышел из дому к ягуарам и кобрам; как-то не помнилось при этом, что сами-то мы, северяне, когда надо, идем на мороз градусов в тридцать и больше, на наш студеный ветер, жмемся, ежимся, но идем. У каждого свое.

Приехали в городок, при въезде в который было написано: «Курунегала».

На пустыре, окруженном огромнейшими раскидистыми деревьями, люди под множеством черных зонтов ужо ожидали Питера. В центре пустыря стояла трибунка, были тут и радиоусилители, хотя победнее и проще, чем у правых сил. В этом округе против правых объединялись три партии: коммунистическая, правящая Цейлонская партия свободы — Ланка Фридом парти — и Ланка сама самадж парти — социалистическая.

На трибуне кто-то уже говорил.

Питера обступили десятки людей, жали руки, что-то горячо рассказывали по-сингальски.

Питер, выйдя на трибуну, тоже заговорил по-сингальски. Смысл его речи был для меня непонятен. Но было интересно следить даже за тем, как говорил этот человек. Хотя и горячо, выразительно, а без всяких ораторских эффектов, без выкриков и взмахов рук, — спокойно и доверительно, как бы ведя беседу с собравшимися вокруг трибуны. Контакт с аудиторией у него установился в первые же минуты.

Ждали кого-то еще из Коломбо — представителя одной из других партий, участвующих в левом блоке. Но тому, видимо, помешал дождь: говорили, что от ливней разлились реки и не все дороги проезжи. Мы с Питером ехали не главной, а какой-то третьестепенной, поэтому и не угодили в разливы.

И все-таки устроители митинга тянули время, посматривая на часы и в вечернюю темень: а вдруг представитель приедет?

Когда Питер уже закапчивал речь, ему сказали: «Поговори, пожалуйста, еще».

Это был боец опытный. Только на секунду он остановился — речь-то ведь уже кончена: что наметил, то сказал. Но, повторяю, пауза оказалась почти мгновенной.

— Да! — вдруг возвысил он голос. — Забыл сказать еще вот что. — И начал, как нам перевели добровольные переводчики из местного профсоюзного актива, рассказывать истории о борьбе крестьяп за улучшение их положения, о политике и тактике крупных землевладельцев.

Мне объяснили, что этот район — один из наиболее прочных оплотов компартии среди крестьян и мелких предпринимателей. Левые силы тут надеются получить половину мест в муниципалитете. Правда, борьба будет немалая. Неподалеку одновременно шел другой предвыборный митинг — там митинговали, агитировали за кандидатов реакционных партий. Там было много огня, шума и натиска. В том стане тоже не дремали и делали свое дело.

После митинга к Питеру кинулось несколько десятков людей, жали руку, приветствовали, улыбались. А кто-то, впервые встретивший популярного трибуна, воскликнул:

— Давно мечтал вас увидеть! Вот вы какой! — И тряс руку Питера, улыбаясь во все лицо.

Долго шли разговоры, споры вокруг опустевшей трибуны. Наконец все так же, под мелким дождиком, мы отправились назад, в Коломбо.

— Только заедем на минутку в рестхауз, съедим хотя бы пару сандвичей, — предложил Питер.

Сидим на террасе очень удобного для путников заведения — рестхауза, в переводе с английского — «дома отдыха», а по сути своей хорошего трактира, где всегда ость чем закусить, что выпить, а если надо, пожалуйста, и комнаты, чтобы переночевать. Зверски кусаются москиты: ничего не поделаешь — тропики!

— Когда-то здесь было самое малярийное место. Почти начисто вывели эту чертову болезнь. Так что не бойтесь москитов.

— Но дело в том, что они очень больно кусаются и их не видно, где они тут, чтобы прихлопнуть.

— Надо привыкать.

Питер давно не бывал в Курунегале, он сидел и что-то вспоминал из былого. До сандвичей не дотронулся, и дело было явно не в них.

— Когда я здесь оказался впервые, — сказал он наконец, — ночевать мне пришлось в полицейском участке. Давненько это было. Мы затеяли тут небольшую забастовку…

Я понял, что на этой веранде он задержался именно из-за своих воспоминаний. Забастовки, полицейские участки — это были страницы его жизни, его борьбы, и, сколько (Ты их ни перелистывалось, они никогда не забываются.