Собрание сочинений в шести томах. Том 6

— Вообще-то это для обучения молодых летчиков, для контроля за их действиями, для того, чтобы в случае чего прийти на помощь. Но вот еще какое от такого штурвала преимущество: можно работать одной рукой. Хоть правой, хоть левой. Смотрите! — Ляджин стал нам демонстрировать, как это делается. — А такая возможность может здорово пригодиться. Я все время тренируюсь. Вполне могу водить одной рукой и одной ногой. Ранит, скажем, в правую — поведу левой. Ранит в левую — поведу правой. — Он смутился оттого, что, как ему, видимо, показалось, выболтал кое-что лишнее, свое, сокровенное. Стал показывать приборы, объяснять.

Мы не столько смотрели на все сложное самолетное хозяйство, сколько на самого хозяина этого хозяйства. Спокойный, сильный человек. Много лет готовился он к тому, чтобы в тяжелый час встать на защиту своей Родины, и вот этот тяжелый час пришел, и с какой честью человек выдерживает его.

Капитан Ляджин не говорит, что он коммунист и что иначе жить и действовать не может. Но и без таких слов ясно, что это представитель следующего, старшего, поколения в цепи октябрята — пионеры — комсомольцы, прочность звеньев которой мы всюду ощущаем в эти военные, грозные дни. Такую цепь можно порвать лишь в том случае, если одно из звеньев ее заржавеет, ослабнет в слякотные дни жизни без идей. Но таких дней у советского народа не было, и верю, что никогда и не будет.

Попрощавшись с летчиками-балтийцами, едем дальше. Финский залив все время справа. Проехали Лебяжье. Всюду в этих местах моряки, краснофлотцы. Тут царство Балтийского флота. Непрерывно на заставах проверяют документы.

Срезаем мыс, на котором расположены знаменитые форты «Красная Горка» и «Серая Лошадь», выезжаем к селу Устье, на реке Черной. Смеркается. В потемках добираемся до Кернова и там решаем заночевать.

Начинается дождь, мелкий и уже достаточно по-осеннему прохладный: конец же августа, теплые деньки миновали.

Как всегда, ищем сенной сарай. Подходящего нет. В одном дворе находим сеновал под железной крышей. Загоняем машину во двор. Бойко остается в ней, а мы лезем под крышу, на сено. Завертываемся в шипели. Внизу, под нами, похрупывая, жует корова, сверху на крышу сеется дождь; мерно и мирно шумит он по старому железу. Где-то грохочут и грохочут тяжелые орудия. Но мы уже давно научились спать под их неторопливые разговоры, и мы засыпаем.

6

За Копорьем, в районе селений Удосолово, Нарядово, Перелесье, Воронкино, мы отыскали своих ополченцев. Люди были измучены тяжелыми, непрерывными боями, устали смертельно. Многих знакомых уже не было: кто ранен, а кто убит. Командует дивизией генерал И. М. Любовцев. У Героя Советского Союза полковника Н. С. Угрюмова, отлично сражавшегося со своим батальоном в зимнюю финскую кампанию, с командованием дивизией, видимо, не получилось.

Генерал-майор Любовцев, уже не молодой, многое повидавший, многое испытавший командир, был хмур.

— Тяжелое положение, товарищи корреспонденты, — сказал он. — Немец непрерывно атакует. Теперь думаем только об одном: не дать ему прорваться к фортам и Кронштадту. Три дивизии с танками и авиацией теснят нас дном и ночью.

Позаписав всяческих историй в полках дивизии, пробираясь от одного к другому по лесным дорогам, посидев со старыми знакомыми в перерывах между атаками, порассказав им о том, как сейчас в Ленинграде, мы отправились к морякам. Нас поразило то, что у немцев авиации будто бы прибавилось. Сбиваем, сбиваем самолеты, а их все больше и больше. Невозможно было показаться на дороге в машине: немедленно появлялись откуда-то «мессершмитты» или даже спускающиеся до бреющего полета «юнкерсы» и поливали машину пулеметным огнем. На земле же вовсю работали немецкие минометы. Не было места — ни в деревнях, ни на дорогах, ни в лесной чаще, — куда бы ни с того, казалось, ни с сего вдруг не залетала парочка-другая мин батальонного или даже полкового калибра. А то, случалось, мины сыпались градом — и с дневного, и с вечернего, и с ночного неба.

Фронт переслоился: наши были в тылу у немцев, немцы — в тылу у наших. Деревни за день по нескольку раз переходили из рук в руки. Настоящие легенды рассказывались в штабах о геройской борьбе 263-го артпульбата в дотах на реке Луге. Немцы обошли линию дотов, но гарнизоны огневых точек не сдавались, вели непрерывный бой с осаждающими. Нам называли имена капитала Голышева и старшего политрука Гуппалова, которые в критическую минуту, видя, что врага им не отбить, взорвали и дот и себя вместе с дотом.

Мы помнили их, и Голышева и Гуппалова, мы встретились с ними однажды, в дни боев под Нарвой и Кингисеппом, когда каким-то тревожным днем заехали в расположение артпульбата. Обыкновенные то были люди, простые и мирные. Но убежденные. Убежденные в правоте своего дела. И вот они — герои. Истинные герои. И снова думаешь о том, что героизм начинается с убежденности, с идей. Кто сумеет воспитать идейность, тот породит и героизм.