Собрание сочинений в трех томах (Том 2, Повести)

Председатель помолчал, потеребил ус и медленно перевел глаза на Груню:

- Это что же у тебя делается, бригадир?

- У меня! - вспыхнула Груня. - Как это - у меня? Мы все грядки делали... мы не портили...

- Они не портили! - горько сказал Ромашка. - Это не они, это петровские колхозники на конях проехали!

- Что ты, Ромашка! - крикнула Груня со слезами. - Ты и правда думаешь, что это мы?

- Нет, не вы, - повторил Ромашка. - Я и говорю - не вы, я говорю это петровские... Это им не понравилось, что мои гряды тетка Елена похвалила!

- Ну уж, если ты не веришь... - у Груни осекся голос, она докончила почти шепотом: - Тогда как хочешь! - и гордо отошла в сторону.

- Груня не портила! - быстро и горячо сказала Стенька. - И я не портила! Мы все время вместе были. Может, вот Женька...

- Что? - крикнул Женька. - Ты что мелешь?

Все закричали, заспорили. И каждый доказывал, что не трогал Ромашкиных гряд.

Председатель слушал, покачивая головой.

- Эко дурачье! - сказал он. - Один делает, другой портит. С такой работой, братцы, далеко не уйдем. А идти-то ведь нам еще ой как далеко!

Председатель велел поскорей принести заступы и помочь Ромашке. И пригрозил: если это повторится, то он виновнику так всыплет, что тот и своих не узнает.

Ромашка никого не подпустил к своим грядам. Сделал сам. Молча посадил огурцы. И ушел, не сказав никому ни слова, ни на кого не взглянув.

Невесело в этот день было на огороде.

А вечером еще и мать журила Груню:

- Как же это так? Огород - общий. Земля - общая. Разве Ромашкина грядка - это его собственная? Разве он так же не для нас всех старается? А вы его грядку - топтать? Ведь это все равно что свою топтать! Надо порадоваться, что у парня работа ладится, да поучиться у него, а они вон что! Истоптали! Ну, куда это годится?

- Мама, - повторяла Груня, - ну я же не топтала! И даже не знаю кто! Мы и не думали даже!..

- Так надо узнать, кто такую чепуху сделал. Да хорошенько взыскать. А прощать такие дела нельзя.

КОЗИЙ ПАСТУХ

Ромашка был человек гордый, непокладистый и обиду помнил долго. На огороде работал особняком. Окликнут его - не оглядывается. Спросят что-нибудь - не отвечает. Будто он в огороде совсем один - копает-копает, потом отдохнет немножко. Обопрется на заступ и глядит куда-то на деревья, на облака. А потом снова начнет копать. Работал он крепко, споро. Невысокий, коренастый, как молодой дубок, он был самый сильный из всех ребятишек в Городище.

Когда позвали на обед, Ромашка не поднял головы и не выпустил заступа. Груня подошла к нему:

- Ромашка, обедать!

- Без тебя знаю, - буркнул Ромашка.

- Ромашка... Все так и будешь злиться теперь? Ведь говорю тебе - я не знаю кто... - начала Груня.

Но Ромашка оборвал ее:

- А ты иди! Слыхала? Обедать звали!

- Да ведь ты все не веришь!

- А кому мне верить - тебе или своим глазам?

- Но я тебе говорю!..

- А можешь и не говорить.

Он всадил заступ в землю и, разминая плечи, пошел с огорода.

Груня с огорченным лицом поплелась следом. У нее очень болели руки и плечи от заступа, и Груня сердилась на себя за это. Почему это она такая некрепкая и несильная? Вон Стенька! Ее спросишь: "Стенька, устала?" А она: "Не!" - "Стенька, руки болят?" - "Не!" - "Стенька, спину ломит?" - "Не!"

И всегда "не"! И в холод ей не холодно, и в грозу не страшно, и в работе не тяжело.

А Груня, никому не сознаваясь, потихоньку считала, сколько еще дней копать придется. И думала: хватит у нее сил или не хватит?

Ну что думать об этом? Должно хватить, раз она бригадир.

День был влажный и теплый. Вскопанная земля, еще сочная от весенних дождей, дышала свежими испарениями. А там, где еще не было вскопано, по серой, засохшей корочке уже побежали зеленые задорные сорняки. Трактор шумел в поле. Но сколько еще невспаханной земли!.. Эх, побольше бы сюда лошадей, плуги бы!..

Но глаза страшат, а руки делают. Колхозники работали упрямо, настойчиво. Они забыли все свои мелкие свары и ссоры, все обиды, которыми они когда-либо огорчили друг друга. Была только одна мысль, одно стремление - побольше вскопать, побольше поднять земли, побольше засеять. Они в эти напряженные дни понимали всем своим сердцем, всем существом своим, что если они сейчас не поднимут и не засеют землю, значит, и колхоза им не поднять.

Грунин отец и сам копал вместе с бабами. Он землю любил и всегда повторял:

- Земля - она фальшивить не будет. Только обработай ее хорошенько да удобри, а уж она с тобой за все расплатится - и хлебом тебя завалит, и одежей, и всякими богатствами!

А по ночам долго кряхтел и охал. Грунин отец был ранен в ногу еще в первые дни войны, и каждый раз после трудной работы нога его очень болела.

Но дни проходили. Все новые и новые поднимались грядки на огородах и там, где у реки копали под капусту, и на Кулиге, где собирались посадить красную свеклу и помидоры. Уж начали копать и приусадебные огороды. И опять получалось очень странно и непривычно: огороды есть, а изб нету!