Ардинэ, старшая сестра Чоо-Чой, давняя подружка Чечек — они вместе учились в начальной школе, — шла рядом с ней. Они ворошили сено, а разговор у них не умолкал — столько надо было рассказать друг другу!
Ардинэ спрашивала про школу — про ту школу, что стоит на берегу Катуни:
— Чечек, а там все русские?
— Почему же все русские? Нет, не все. И русские и алтайцы!
— А может, они смеются над алтайцами, что мы плохо по-русски говорим?..
Чечек усмехнулась:
— Ой, что ты, Ардинэ! Никогда не смеются! Что, Кенскин будет смеяться надо мной?..
Голубоглазое спокойное и немножко суровое лицо старшего друга возникло перед ней и улыбнулось ей краешком рта… И Чечек словно услышала его голос: «Эх ты, бурундук!»
— И кто еще будет смеяться? Мая?.. Она хоть и белая, как кок-чечек[12]
, да ведь алтайка тоже. Лида Королькова, подруга моя?.. Что ты! Даже Алешка Репейников, хоть и вредный, а разве будет смеяться? Что ты! Что ты, Ардинэ! Да ведь мы же пионеры — и мы и русские, — все пионеры! Что ты, Ардинэ, что ты!— Тебе хорошо, — задумчиво сказала Ардинэ, — а у нас маленькие ребятишки дома… Мать мало трудодней заработает, если я уйду…
Чечек даже остановилась с граблями в руках:
— О Ардинэ! А детский сад на что? Что ты! Пускай мать сходит к директору. У нас же детский сад есть.
— Попрошу, — согласилась Ардинэ, — к нашей учительнице схожу. Ты помнишь нашу Аллу Всеволодовну?
— А как же! Алла Всеволодовна добрая.
— К ней схожу — пусть с моей матерью поговорит… А осенью я с тобой на Катунь поеду.
— Ай, было бы хорошо! — закричала Чечек. — Ай, весело было бы! Вместе стали бы яблони выращивать, прививать научились бы и в сортах разбираться… А сажать я уже умею — я уже сажала! Ой, как-то, как-то они там, мои милые яблоньки, мои дорогие, мои тоненькие?..
И Чечек вдруг всеми силами души захотелось очутиться на берегу Катуни, вбежать в школьный сад и посмотреть на свои яблоньки — целы ли? Не сломал ли кто? Не напала ли на них тля? И сколько на них новых листиков распустилось?..
— Их там берегут наши ребята, которые в том колхозе живут, — сказала она. — Они обязательно их берегут… — И, вспомнив «тот колхоз», добавила: — А знаешь, Ардинэ, там все в избах живут. Там все в деревянных избах живут: и русские и алтайцы. А наших аилов даже не строят совсем.
— У нас в бригаде тоже будут избы строить, — сказала Ардинэ, — лес возят… Баню уже построили. А что, Чечек, в избе хорошо жить?
— Никогда не буду в избе жить! — вдруг крикнула Чоо-Чой. — Там пол мыть надо!
— Э, поживешь немножко, так обратно в аил не пойдешь, — ответила Чечек. — И ты, ленивая Чоо-Чойка, березовая чашечка[13]
, тоже вымоешь пол да скажешь: «Вот как в моем чистом доме хорошо!»Вольные запахи шли по долинам — пахло сеном, пахло разогретой хвоей, и с соседнего поля вместе с гулом трактора доносился запах бензина и свежевспаханной земли.
Чечек слышала, как соседки спрашивали бабушку Тарынчак:
— Гостья у тебя? Внучка?
— Внучка, — отвечала бабушка, — бедовая внучка! В русской школе учится. Книги читает — какую хочешь русскую книгу прочтет!.. А песни какие знает, послушайте-ка! Да еще хочет по всему нашему Алтаю садовые яблони сажать.
— Какие садовые яблони?
— Не знаю… Говорит, большие яблоки на них растут.
— Ишь ты! Вот бедовая внучка!..
Тихие, знойные, медленные протекали часы. Говор постепенно примолк. Чечек уже набила мозоль на ладони, а смуглая Ардинэ то и дело останавливалась, сдвигала свою шапочку на макушку и вытирала лоб.
— Да сними, сними ты ее! — сказала Чечек. — Что ты, бабушка Тарынчак, что ли? Это она привыкла, а тебе зачем привыкать?..
Ардинэ сняла свою шапочку и тоже повесила на ветку.
Колька Манеев, который не боялся подставлять солнцу свою белую вихрастую голову, остановился передохнуть, поглядел вниз с верхнего уступа и увидел шапки.
— Эй, Чот, Чот, гляди, какие птицы на ветках сидят! Вот одна недалеко, а другая — внизу, с малиновым хвостом. А ну-ка, пойди поймай!
Но маленький Чот, собиравший в кустах ягоды, посмотрел на «птиц» и небрежно усмехнулся:
— Сам поймай. А я пойду лошадей ловить — надо волокушу тянуть… — И закричал куда-то в тайгу: — Эй, Василь! За лошадьми пора!..
Из лесу выбежал маленький, крепкий и загорелый, как кедровый орех, Василь.
— Эй! — отозвался он. — Иду!
И они оба, ловко соскочив с зеленого уступа горы, побежали вниз по долине.
— Куда вы? — закричала Чечек. — Вас лошади затопчут.
Мальчишки даже не оглянулись, а Ардинэ засмеялась:
— «Затопчут»! Да их все лошади знают! У нас ребятишки как сядут на лошадь, так будто прилипнут!
— У нас тоже, — согласилась Чечек, — все мальчишки… тоже как прилипнут!
— Да и я тоже — как прилипну! — крикнула Чоо-Чой.
— Чечек, а ты, может, разучилась?
— О! — ответила Чечек и слегка вспыхнула. — Я-то? Ну вот еще! Я же на конном заводе выросла. Э, что ты говоришь, Ардинэ?
— А помнишь, как падала?
— Конечно, падала… только не очень. Озорные кони бывают… Теперь-то уж меня никакой озорной конь не сбросит. Что ты! Вот еще! Да ведь я-то уж большая, а эти мальчишки… как горошинки!
Ардинэ засмеялась:
— А попробуй-ка их сбрось!