Собрание сочленений. Сборник

сотни дорог и тропинок

ждут быть протоптаны кем-то.

если небо – это купол,

то купол, который

является дном

глиняной миски,

которую точно

не боги огнём окрестили,

покуда не то чтобы мисками,

даже горшками они

брезгуют, значит,

хотя бы примерно,

можно сказать,

что бог, -

и, тем более, боги -

6

вряд ли поблизости где-то.

ищем его мы иль их,

на купол

неба смотря,

сами не зная,

что просто мы все -

частицы, от глиняной массы,

нависшей над нами,

отпавшие, значит,

купол небесный – есть

отражение гигантское

каждого;

бог – это просто

большое отражение

маленького человека,

большая тень

маленького предмета

в то время, когда

солнце само позволяет теням

быть словно выше

и больше, заметней

и фундаментальней него.

и тот, кто уверует в тень,

долго пробыв на свету –

боже – насколько он слеп,

иль хочет казаться таким

и выглядеть так!

а впрочем, не стоит

его обвинять, восклицая,

поскольку и солнце,

как видно наглядно,

день предает ради ночи,

как звёзды луну предают

ради солнца,

и сами же

блёкнут при нём

на куполе неба.

солнце с луною

и ночи со днями

время разводит

по разные стороны,

что же тогда говорить,

покуда избыток ума

снова волнует вопросом:

«а если судьба разведёт?»

«что значит «если»?

наверняка разведёт,

но ты не волнуйся о том,

7

ведь мы

уже не узнаем про то,

поскольку, когда разведёт, -

мы уже будем не мы,

думать, делать, дышать

мы будем иначе,

и такие, какие сейчас,

мы никогда не умрём,

мы просто изменимся вновь,

и даже когда мы умрём,

мы просто изменимся снова –

и сами себя

средь самих же себя

потеряем.

ФЛЯГИ

надеялся зря ты,

что вдруг не родишься,

и верно боялся,

что враз не умрёшь.

ты коронован, ты избран -

смотри на своё королевство:

вся беззащитна, немая земля

подкоркой своею

бьёт поклоны тебе

кивая бошками пустыми

качалок-станков нефтяных,

стоящих на всём протяжении

бездонной дороги

в пустыне наставшего судного дня.

источник живительной влаги,

оазис бессмертной любви, -

потерян, иссох и угас;

остались лишь фляги пустые.

вкусили мы капель последних

из них, и бросили их

за борт твоего кадиллака,

как девушек юных сердца,

что были жестоко обмануты нами, -

нещадно испиты до самого дна.

РЕЙСОВ НОЧНЫХ

на крыльях ветров

мы с тобою взлетаем

словно бы доллар и евро

8

и страсть между нами

рейтингом путина

мерно и верно растёт

и падает мир из под ног

как рубль презренный

хоть бы звенел напоследок

и рушится мир

экономикой нашей страны

и верно что так –

птицам не надобен дом

мы сами с тобою

из перьев друг друга -

грязи и пыли

смолы и листвы -

гнёзда совьём

и будем тогда коротать

на птичьих правах

ещё один век

ненадёжный и смутный

не разбирать чемодан

обивая пороги крылечки

карнизы вокзалы пропахшие

рейсов ночных безнадёжным побегом

из никуда в ниоткуда

ОДА ГОРОДУ

этот город – моя колыбель

и могила моя;

первое счастье, последняя боль,

первая боль и последнее счастье;

в лото миллион,

просаженный за день,

пара центов в столовой,

хранимые месяц,

на стакан газировки.

стражи всех улиц его – фонари –

заботливей всех матерей

и пристальней всех отцов

глаз не спускали с меня;

от лампочек их ореолы,

как нимбы, чело украшали моё –

летом, в зимний мороз –

творогом жалящим снежным

9

на голове без убора,

будто терновый венок,

венчали меня на распятие всем

перекрёсткам, и всем поворотам,

всем закоулкам, парадным

и злачным местам.

я тот отщепенец, козёл отпущения,

что всем отпускает грехи

в этом городе грёз,

мелькающих между гудящих колёс,

как бабочки – только на день:

лишь раз избавленье, а после –

извечный осадок и горечь и сладость,

и кто-то другой однажды займёт

моё место на троне, на самом обрыве

крыши того небоскрёба, откуда всё –

будто сквозь птицы глаза, немного ещё –

и солнце уж в клюве твоём

сызнова семенем нового дня

в окнах домов прорастает.

так я тебя полюбил, что вовек разлюбить

не успею, как же я буду скучать,

хотя никуда и не еду.

время не властно – его вечно мало,

но малое правит большим, и в этой

извечной ослепшей погоне, город,

ты всё ещё дышишь,

я буду с тобою дышать

смогом и дымом, гарью и пылью

в единой вибрации трасс.

тобой порождён я и вскормлен

в утробах твоих подворотен

сточной водою дождей,

вымя твоё – небеса,

руки вздымаю я к ним, и вижу, как ты

их столпами высоток своих подпираешь –

город, ты храм для заблудших,

пристанищем служащий им –

я среди них

на улицах вечных скитаний,

что вровень талмудам любым,

и то – за края берегов

выходят они иногда,

как-будто бы снова всемирный потоп,

о, где же тогда мой ковчег?

но мне не дано утонуть в твоей благодати,

и, как моисею, ты воды раздвинешь –

и толщи их будут как стены твоих

10

небоскрёбов, но мне без тебя

земля не нужна, где млеко и мёд.

ОТВЕТ

I

лежа на кровати, она

читала мне свои сны,

которые записала

когда-то давно,

когда ещё верила в них,

иначе – не стала бы их

записывать:

всё в этом мире – от веры.

я рядом лежал и думал:

«какого же чёрта?»

II

она приехала ко мне

посреди ночи и попросилась

переночевать, -

хотя мы давно разошлись

и уже почти не общались -

и позже спала на диване

в гостиной,

даже не скинув пальто,

я же лежал у себя и думал:

«какого же чёрта?»

III

позже, сквозь многие годы

встреч с единицами

из множеств нулей, я снова

лежал, не помню, где точно,

не помню, лежал ли вообще,

и понял: любовь – это время, когда

сам ты становишься чёртом,