Собрание стихотворений

Пусть грезой будет жизнью и жизнью греза станет.
Непостижимость — рай познанья моего,
и в невозможности желанья — торжество
мечты тоскующей над тем, что душу ранит.

Как лунный луч в волнах, нас призрак счастья манит,

чтоб изменить мечте, поверившей в него.
Но правда — лишь во сне; в измене — волшебство;
и мудрый призракам молиться не устанет.

Тиха моя печаль о том, что не придет;

мое неведенье таинственно и свято.

Все сумрак, все обман и тихий путь куда-то…

Как отблеск лунных струй на зыби сонных вод,

как ветра след в песках недвижимой пустыни,
как пена облака — мечта моей святыни.

Гитана («По платью нищая, красой движений — жрица…»)

По платью нищая, красой движений — жрица,
в толпе цыган она плясала для меня:
то, быстрая как вихрь, браслетами звеня,
кружилась бешено; то гордо, как царица,
ступала по ковру, не глядя и маня;
то вздрагивала вся как раненая птица…
И взор ее тускнел от скрытого огня,
и вспыхивала в нем безумная зарница.

Ей было весело от песен и вина,

ее несла волна, ее пьянила пляска,
и ритмы кастаньет, и пристальная ласка
моих влюбленных глаз. И вся была она
призывна как мечта и как любовь грозна —
гитана и дитя, и женщина, и сказка!

Посвящение («Поэт, меня страшит соблазн твоих речей…»)

Поэт, меня страшит соблазн твоих речей,
и я готов порой сказать нетерпеливо:
обманна грусть твоя, твое сомненье лживо!
Но тайно верит им печаль мечты моей.

Поэт, ты не река широкая полей,

ты не лесной поток, пенящийся бурливо,
не властный океан, — не океан, ревниво
обнявший все миры и грозы всех страстей.

Ты — озеро высот, глубокое как море.

Ты озеро меж гор, вздымающих в уборе
пустынных глетчеров немые алтари.

И светится в тебе холодными лучами

печаль холодная, как небо над снегами,
прекрасная, как блеск негреющей зари.

Счастье («О счастье их слова, и слезы, и мольбы…»)

О счастье их слова, и слезы, и мольбы.
К добру и подвигу взывая лицемерно,
сердца их ждут утех и молят суеверно
обещанных даров от Бога и судьбы.

Свобода им страшна. Надежды их слабы.

И знает их любовь, что вечное — неверно,
и достиженье — смерть для любящих безмерно.
К чему свобода им? Счастливые — рабы.

Но мы, жрец без жертв, без храма и без Бога,

мы, жизнь постигшие у темного порога
таинственных дверей, мы молимся о том,
чему названья нет. В предчувствии тревожном
любви несбыточной, в тоске о невозможном
мы грезим о мирах, несозданных Творцом.

Эпитафия («Я назвал жизнь мечтою своенравной…»)