Собрание стихотворений

          ПУШКИН — ОДИН

^{41}

А личина одна у добра и у лиха,

всё живое во грех влюблено, —
столько было всего у России великой,
что и помнить про то мудрено.

Счесть ли храмы святые, прохлады лесные,

Грусть и боль неотпетых гробов?
Только Пушкин один да один у России —
ее вера, надежда, любовь.

Она помнит его светолётную поступь

и влюбленность небесную глаз,
и, когда он вошел в ее землю и воздух,
в его облик она облеклась.
А и смуты на ней, и дела воровские,
и раздолье по ним воронью, —
только Пушкин один да один у России —
мера жизни в безмерном краю.

Он, как солнце над ней, несходим и нетленен,

и, какой бы буран ни подул,
мы берем его там и душою светлеем,
укрепляясь от пушкинских дум.
В наши сны, деревенские и городские,
пробираются мраки со дна, —
только Пушкин один да один у России,
как Россия на свете одна.

Так давайте доверимся пушкинским чарам,

сохраним человечности свет,
и да сбудутся в мире, как нам обещал он,
Божий образ и Божий завет.
Обернутся сказаньем обиды людские
на восходе всемирного дня, —
только Пушкин один да один у России,
как одна лишь душа у меня.

<1960, 1990>

,вы, как неуходящая юность, —
    полюбите меня,
потому что и сам я люблю вас.

    Смелым словом звеня

в стихотворном свободном полете,
    это вы из меня
о своем наболевшем орете.

    Век нас мучил и мял,

только я на него не в обиде.
    Полюбите меня,
пока жив я еще, полюбите!

    За характер за мой

и за то, что тружусь вместе с вами.
    Больше жизни самой
я люблю роковое призванье.

    Не дешевый пижон,

в драгоценные рифмы разоткан,
    был всего я лишен,
припадая к тюремным решеткам.

    Но и там, но и там,

где зима мои кости ломала,
    ваших бед маята
мою душу над злом поднимала.

    Вечно видится мне,

влазит в сердце занозою острой:
    в каждом светлом окне
меня ждут мои братья и сестры.

    Не предам, не солгу,

ваши боли мой мозг торопили.
    Пусть пока что в долгу —
полюбите меня, дорогие!

    Я верну вам потом,

я до гроба вам буду помощник.
    Сорок тысяч потов,
сорок тысяч бессонниц полночных.

    Ну, зачем мне сто лет?

Больше жизни себя не раздашь ведь.
    Стало сердце стареть,
стала грудь задыхаться и кашлять.

    Не жалейте ж огня.

Протяните на дружбу ладоши.
    Полюбите меня,
чтобы мне продержаться подольше.

1960