Собрание стихотворений

Быстро совершившийся переход от церковнославянской лексики, морфологии и синтаксиса к просторечию, как норме литературной речи, который прослеживается в наиболее ранних произведениях А. Кантемира, отразил эволюцию не только его инди-иидуального языка и стиля, но также и развитие языкового сознания эпохи и становление русского литературного языка в целом.

К 1726–1728 годам следует отнести работу А. Кантемира над не дошедшими до нас стихотворениями на любовную тему, о которых с чувством некоторого сожаления он писал потом во второй редакции IV сатиры.

В этот период Антиох Кантемир проявляет усиленный интepeс к французской литературе, что подтверждается как названным выше «Переводом некоего итальянского письма», так [3] и заметками Кантемира в его календаре 1728 года, из которых мы узнаем о знакомстве молодого писателя с французскими сатирическими журналами английского образца вроде «Le Mentor moderne», равно как и с творчеством Мольера («Мизантроп») и комедиями Мариво.[1]

К этому же периоду следует отнести и работу А. Кантемира над переводом на русский язык четырех сатир Буало и написание оригинальных стихотворений «О жизни спокойной» и «На Зоила».

Ранние переводы А. Кантемира и его любовная лирика были лишь подготовительным этапом в творчестве поэта, первой пробой сил, выработкой языка и стиля, манеры изложения, собственного способа видения мира.

С 1729 года начинается период творческой зрелости поэта, когда он вполне сознательно сосредоточивает свое внимание почти исключительно на сатире:

Одним словом, в сатирах хочу состарети,
А не писать мне нельзя: не могу стерпети.

(IV сатира, I ред.)

Новый этап в литературной деятельности Антиоха Кантемира был подготовлен длительным и сложным развитием не только эстетического, но также и общественного сознания поэта. Знакомство Кантемира с главой «ученой дружины» Феофаном Прокоповичем сыграло в этом развитии далеко не последнюю роль.

Расцвет проповеднической и публицистической деятельности Феофана Прокоповича, равно как и его служебной карьеры (от преподавателя риторики в Киево-Могилянской академии до должности первенствующего члена Синода) совпадает со второй половиной царствования Петра I. Как деятельный сподвижник царя по реформе русской церкви и, в частности, как автор «Духовного регламента», которым было упразднено патриаршество, Феофан Прокопович создал себе массу врагов в кругах цеплявшегося за старину духовенства и реакционного дворянства. Проявлявшаяся при жизни Петра I в скрытых формах, ненависть к автору «Духовного регламента» стала почти открытой в царствование Екатерины I и Петра II, когда в результате наступления политической реакции в церковной иерархии и в Синоде начали возвышаться Феофилакт Лопатинский, Георгий Дашков и другие лица, готовые свести с Феофаном свои старые счеты.

При восшествии на престол Анны Иоанновны (1730), как глава «ученой дружины», Феофан принимал деятельное участие в борьбе против верховников, стремившихся ограничить самодержавную власть императрицы так называемыми «кондициями». Вместе с Феофаном в этой борьбе участвовал и молодой Антиох Кантемир. С воцарением Анны Иоанновны угроза опалы была отстранена от Феофана, но не уничтожена полностью. Многочисленные враги путем доносов и интриг продолжали выступать против Феофана до самой его смерти.

Непримиримым противником старины выступал Феофан Прокопович и в своем литературном творчестве. Из литературно-художественных произведений Феофана известны: трагедо-комедия «Владимир», несколько «Разговоров», написанных в стиле «Диалогов» Лукиана, и множество од и мелких лирических стихотворений, написанных на русском, латинском и польском языках.

Личное знакомство А. Кантемира с Феофаном относится, по-видимому, к началу 1730 года. Превосходное знание не только общих задач, стоявших перед «ученой дружиной», но также и тех сил и лиц, с которыми она боролась, Антиох Кантемир обнаружил уже в первой своей сатире. Выдвинутые молодым сатириком положения и их аргументация во многом повторяли доводы и аргументацию речей и проповедей Феофана.

Первая сатира Кантемира, «На хулящих учение» («К уму своему»), явилась произведением огромного политического звучания, так как она была направлена против невежества как определенной социальной и политической силы, а не абстрактного порока; против невежества «в шитом платье», выступающего против преобразований Петра I и просвещения, против учения Коперника и книгопечатания; невежества воинствующего и торжествующего; облеченного авторитетом государственной и церковной власти.