Собрание стихотворений

44. Поэма о мышеловке— Воля России. 1930. № 4. С. 320–327. С дополнительными строфами после строф: 7 («И в фургонах, в пахучей / Деревенской пыли / Ищем благополучий / По дорогам земли»), 21 («Честный автор намерен / Рассказать наконец, / Как был жребий неверен / Запылавших сердец»), 32 («А поэтам в зефирах / На большой высоте / Жить в холодных квартирах, / Умирать в нищете»), 33 («Все упорствуем, пишем / Пухлый ворох стихов, / Солнце всходит по крышам / С пением петухов»), а также с разночтениями в строках 8 («Разлучает судьба»), 20 («Темный воздух земной»), 21 («Буржуа и баронам»), 53 («Стала вдруг золотою»), 55 («Ватною бородою»), 84 («Рощи и семена»), 91 («Лишь кишечника вялость»), 96 («Он воспеть захотел»), 132–133 («Но кому в наше время / Нужен лепет небес»),

Юрий Мандельштам, рассуждая о молодой поэзии в эмиграции, обильно цитировал «Поэму о мышеловке» и пытался выводить общие закономерности: «Первая черта, характеризующая для меня нового поэта, это ощущение катастрофичности и неслучайности того, что произошло с миром, с Россией, с нами. <…> Обрушившаяся на нас “арктическая ночь” уже не представляется поэту ни неодолимым незаслуженным бедствием, ни все уничтожающим и потому желанным забвением. Она воспринимается как тяжелый, но необходимый искус, который надо пройти родившемуся на нашей земле человеку. <…> Это отношение к жизни, к страданиям и к самой смерти как к некоему сужденному нам опыту и является, по-моему, второй, уже вполне оригинальной чертой современной поэзии» (Мандельштам Ю. О новой поэзии // Молва. 1933.19 февраля. № 41 (264). С. 4).

45. Городское («В квадратах городской природы…») — Последние новости. 1929. 26 января. № 2866. С. 3. Под названием «Городская поэма», с многочисленными изменениями и дополнениями, разбивкой на 3 нумерованных раздела и 17 строфами вместо 13, ниже приводится полностью:

ГОРОДСКАЯ ПОЭМА

1

В квадратах городской природы,
В автомобильной суете
Мечтательные пешеходы
Глядят на небо в тесноте.

Вздыхают стриженые музы

В коротких юбках до колен
И, как зеленые медузы,
Влекут ликеры души в плен.

Мы смотрим: страшный воздух тает

В дыму табачном, на весу,
Дыхания нам не хватает,
Мы заблудились, как в лесу —

В стихии водяной хрустальной,

При электрической луне,
Мы — в раковине музыкальной
Под небом розовым, на дне,

А за углом, как мхи морские,

В кругах туманных фонарей,
Стоят деревья городские
В бесплодной черноте ветвей.

И в призрачном линейном гае,

В стеклянном воздухе густом
Ползут последние трамваи
И огибают белый дом.

2

В кинематографе, в тумане,
В мерцаньи пепельных древес
Ковбои скачут на экране,
Но скучно нам в стране чудес.

На лестнице чужого дома,

Взлетевшей в небо, как спираль,
Нас женский голос незнакомый
Волнует, и гремит рояль;

И в жарких дансингах нелепых,

В трамвае, в городских садах.
За карточным столом, в вертепах
И в подозрительных домах

Мы ищем Вас в лесу хрустальном,

Руками ловим смутный дым,
В переполохе театральном
Растерянно на мир глядим.

И в этой трепетной погоне,

Как пепел на ветру сквозном.
Сложив корабликом ладони,
Кусочек неба бережем.

3