Собрание стихотворений

Побеждая врагов и «врагинь» гоня,

Все же я, к сожалению, должен сознаться -

Вы намного честней и благородней меня.

И когда мы устанем бежать за веком

И уйдем от жизни в другие края,

Все поймут: это ты была человеком,

А собакой был я.

1934

Париж — Нью-Йорк

О нас и о Родине

Проплываем океаны,

Бороздим материки

И несем в чужие страны

Чувство русское тоски.

И никак понять не можем,

Что в сочувствии чужом

Только раны мы тревожим,

А покоя не найдем.

И пора уже сознаться,

Что напрасен дальний путь,

Что довольно улыбаться,

Извиняться как-нибудь.

Что пора остановиться,

Как-то где-то отдохнуть

И спокойно согласиться,

Что былого не вернуть.

И еще понять беззлобно,

Что свою, пусть злую, мать

Все же как-то неудобно

Вечно в обществе ругать.

А она цветет и зреет,

Возрожденная в Огне,

И простит и пожалеет

И о вас и обо мне!..

1935

Обезьянка Чарли

Обезьянка Чарли устает ужасно

От больших спектаклей, от больших ролей.

Все это ненужно, все это напрасно,

Вечные гастроли надоели ей.

Быть всегда на сцене! И уже с рассвета

Надевать костюмы и смешить людей.

Бедная актриса устает за лето,

Дачные успехи безразличны ей.

Чарли курит «кэмел», Чарли любит виски,

Собственно, не любит, но «для дела» пьет.

Вот она сегодня в роли одалиски

Исполняет танец, оголив живот.

И матросы смотрят. Вспоминают страны,

Где таких, как Чарли, много обезьян.

И швыряют деньги. И дают бананы.

А хозяин хмурый все кладет в карман.

Только с каждым годом все трудней работа.

Люди не смеются. Людям не смешно.

Чарли не жалеет. Их обидел кто-то,

Оттого и стало людям все равно.

Звери, те добрее. Людям что за дело?

Им нужны паяцы, им нужны шуты.

А зверям самим кривляться надоело,

В цирках да в зверинцах поджимать хвосты.

Ах, и мне не легче- этим же матросам

Петь на нашем трудном, чудном языке!

Думали ль вы, Чарли, над одним вопросом:

Почему мы с вами в этом кабаке?

Потому что бродим нищие по свету.

Потому что людям дела нет до нас.

Потому что тяжко зверю и поэту.

Потому что нету Родины у нас!

1940

Оловянное сердце

Я увидел Вас в летнем тире,

Где звенит монтекрист, как шмель.

В этом мертво кричащем мире

Вы почти недоступная цель.

О, как часто юнец жантильный,

Энергично наметив Вас,

Опускал монтекрист бессильно

Под огнем Ваших странных глаз…

Вот запела входная дверца…

Он — в цилиндре, она — в манто.

В оловянное Ваше сердце

Еще не попал никто!

Но однажды, когда на панели

Танцевали лучи менуэт,

В Вашем сонном картонном теле

Пробудился весенний бред.

И когда, всех милей и краше,

Он прицелился, вскинув бровь,

Оловянное сердце Ваше

Пронзила его любовь!

Огонек синевато-звонкий…

И под музыку, крик и гам

Ваше сердце на нитке тонкой

Покатилось к его ногам.

Осень

Холодеют высокие звезды,

Умирают медузы в воде,

И глициний лиловые гроздья.

Как поникшие флаги везде.

И уже не спешат почтальоны.

Не приносят твой детский конверт.

Только ветер с афишной колонны

Рвет плакаты «Последний концерт».

Да… Конечно, последний, прощальный,

Из моей расставальной тоски…

Вот и листья кружатся печально,

Точно порванных писем клочки.

Это осень меняет кочевья.

Это кто-то уходит навек.

Это травы, цветы и деревья

Покидает опять человек.

Ничего от тебя не осталось.

Только кукла с отбитой ногой.

Даже то, что мне счастьем казалось,

Было тоже придумано мной.

Август 1940

Циндао

Отчизна

Восстань, пророк, и виждь, и внемли.

Исполнись волею моей

И, обходя моря и земли,

Глаголом жги сердца людей.

(Пушкин)

Я прожил жизнь в скитаниях без сроку.

Но и теперь еще сквозь грохот дней

Я слышу глас, я слышу глас пророка:

«Восстань! Исполнись волею моей!»

И я встаю. Бреду, слепой от вьюги,

Дрожу в просторах Родины моей.

Еще пытаясь в творческой потуге

Уже не жечь, а греть сердца людей.

Но заметают звонкие метели

Мои следы, ведущие в мечту,

И гибнут песни, не достигнув цели.

Как птицы замерзая на лету.

Россия, Родина, страна родная!

Ужели мне навеки суждено

В твоих снегах брести изнемогая.

Бросая в снег ненужное зерно?

Ну что ж… Прими мой бедный дар, Отчизна!

Но, раскрывая щедрую ладонь,

Я знаю, что в мартенах коммунизма

Все переплавит в сталь святой огонь.

1950

Палестинское танго

Манит, звенит, зовет, поет дорога,

Еще томит, еще пьянит весна,

А жить уже осталось так немного,

И на висках белеет седина.

Идут, бегут, летят, спешат заботы,

И в даль туманную текут года.

И так настойчиво и нежно кто-то

От жизни нас уводит навсегда.

И только сердце знает, мечтает и ждет

И вечно нас куда-то зовет,

Туда, где улетает и тает печаль,

Туда, где зацветает миндаль.

И в том краю, где нет ни бурь, ни битвы,

Где с неба льется золотая лень,

Еще поют какие-то молитвы,

Встречая ласковый и тихий божий день.

И люди там застенчивы и мудры,

И небо там как синее стекло.

И мне, уставшему от лжи и пудры,

Мне было с ними тихо и светло.

Так пусть же сердце знает, мечтает и ждет

А вечно нас куда-то зовет,

Туда, где улетает и тает печать,

Туда, где зацветает миндаль…

Палестина

Пани Ирена

Ирине Н-й

Я безумно боюсь золотистого плена

Ваших медно-змеиных волос,