Снова к вечеру посвежело, снова мальчик гулять пошелВ поле. Может быть, и в рощу, — только видела, что один.Что же — лето на исходе, отчего не погулять,Может также и знакомство благородное свести.Очень поздно. Нет Алеши. Уж десятый час пробил.И совсем стемнело. Странно, — где теперь ему пропадать.А у Ильиной напротив ставни сторож давно закрыл,Значит, дома озорница, верно, картами занята,Подглядеть в окошко можно. Пелагея Львовна пошлаЧерез дорогу, озираясь, чтоб никто не видел ее.Залилась дворняжка, звякнул под ногой осколок стекла,Три окна широких были в сад малиновый отперты.Под стеной, на красном диване, низко голову опустив,И лишь руки перебирая, не дыша Алеша сидел,А по комнате, как тигрица, в черном платье и кружевах,Ильина ходила, будто и не глядя на него.Сбились косы, на лоб нависли, и румянец — майский цвет —Разлился — наверно, красок привезла она из Москвы.«Право, вы совсем не мужчина». Напевая, подошлаИ к Алеше села, руку на плечо положила ему,А рука бела, и кольца переливчатые горят.«Завтра утром я уеду, — как хотите, или здесьОставайтесь до снегу, или…» И склонилась вдруг к нему:«Что же, любишь, любишь?» Алеша — будто это и колдовство —Улыбнулся, голову поднял и ответил тихо: «Люблю».«Ну, так завтра, на рассвете…» Но не стала таких речейПелагея Львовна слушать, убежала к себе домой,И со злобой ждала Алешу, и заснула, не дождалась,И сквозь дрему только помнит, сын к ней в спальню ночью вошел,Еле двигаясь, и руками, как юродивый, разводя.«Что, Алеша?» А он не скоро, будто и совсем в забытьи,Подошел: «Но как же, мама, обещание мне забыть?»Пелагея Львовна даже и ответить не собралась,Лишь подумала: «Надо будет завтра батюшку позвать»,А потом опять заснула беспокойным сном онаИ под утро слышала, будто кто-то бродит и поетПеснопения, как бывает, пред отходом души поют,И калитка скрипит, а может, это только снится ей,Иль к соседу больную внучку из Архангельска привезли.Встала утром. Нет Алеши. Дверь на улицу отперта.Рассердилась и с обедом не хотела подождать,Но Алеша не вернулся, да и к ужину не пришел.Лишь когда совсем стемнело, Пелагея Львовна вдругПоняла, что Ильиною обольщен был мальчик вчераИ с любовницей своею на машину убежал.Сразу бросилась к купчихе, чуть звонок не оторвала,И на заспанную девку накричала. — И в ответУслыхала, что нет хозяйки, неизвестно ни где она,Ни когда вернется, — верно, не вернется она совсем.Тут и стало матери ясно, что Алеша ее обманул,И на старости одинокой на весь город осрамил.Дом со свечкою осмотрела, поискала и в садуПелагея Львовна, после и к друзьям она пошла.«Нет, подумайте, родные, не ждала я такой беды».Кто смеялся, а кто и плакал, но никто не мог сказать,Убежала куда купчиха, — надо думать, что в Москву,А в Москве дьячков племянник частным писарем состоит,Может он найти Алешу, только город ведь большой,И почтарь, а он ученый, рассудительный человек,Говорит, американский пароход Алешу увез.Хлопотала и сердилась Пелагея Львовна, но всеВремя долгое умиряет, проскучала четыре дня,А потом и догадалась, что Господь ее наказалЗа грехи или за ропот, а Алеша вернется к ней,И знакомые навещали, убеждали слез не лить,А, постившись до Успенья, губернатору написать,Утешенье — врач искусный, — Пелагея Львовна опятьПрогуляться вышла в рощу за морошкою и в грибы.