Собрание творений. Том 4. Догматика Православной Церкви. Пневматология. Эсхатология

Когда человек пробудится из брения своего тела и узрит духовные истины, тогда он почувствует, что вещественные предметы настолько действительны, насколько его дух познаёт их как таковые. И вскоре он приходит к осознанию следующего необычного факта: люди как особый вид существ познают объекты материального мира с помощью духа, который не имеет свойств вещественных предметов, но является чем-то таким, что не может быть материально объективировано, или представлено как транссубъективная вещественная реальность, или ощущаемо чувствами. Впрочем, хотя дух и не вмещается в формы вещества, он своей незримой сущностью все-таки служит мерилом всех видимых данностей в мире материи. И человек всё более чувствует и осознаёт, что мысль духа, хотя она и неосязаема, и незрима, и нематериальна, однако же [она] очевиднее любой транссубъективной реальности в сфере вещей. Более того, все предметы утверждают свое бытие на мыслях духа, который сам по себе нематериален. В этом и преимущество, и загадочность, и величие человеческого духа. И пробужденный человек, наставляемый своим нематериальным духом по тайнам материального, физического мира, всё более приходит к уяснению того, что его дух — это его самая значительная и самая непосредственная действительность, а тем самым и его самое большое достояние. Сознавая это, человек вдруг почувствует непререкаемую истинность слов Спасителя о человеческой душе как величайшей данности и величайшей ценности: данности, превосходящей весь видимый мир, и ценности, превышающей ценность всех солнечных систем. Какая польза человеку, если он приобретет весь мир, а душе своей повредит? или какой выкуп даст человек за душу свою (Мф.16:26; ср. Мк.8:36—37; Лк.9:25)? Другими словами, в видимом мире нет достояния, равного по значимости человеческой душе, или же ценности, которой человеческая душа может быть взвешена и за нее дан выкуп; она стоит больше, чем все миры вместе взятые.

В самом деле, всю свою видимую жизнь, жизнь во времени и пространстве, человек основывает на категориях незримых, то есть на душе, на ее мыслях, на ее сознании, на ее совести. В мире видимых вещей и событий человек ориентируется собственным мышлением; им он всё измеряет и оценивает, — им, хотя его собственному зрению оно и недоступно. Тогда тем более естественно и логично ориентироваться им и в мире вещей и ценностей духовных. Посредством мысли человек соединен не только с миром видимых, вещественных предметов, но и с миром предметов духовных. Даже крайние сенсуалисты в гносеологии не могут этого отрицать. Следует признать: человеческий дух — это чудодейственная лаборатория, в которой чувственные впечатления непостижимым образом перерабатываются в над-чувственные мысли.

Серьезный наблюдатель за миром, с какой бы стороны ни приступал он к предметам вещественным или духовным, должен во всех явлениях ощутить присутствие бесконечной таинственности. Это дань, которую каждый мыслитель обязан платить загадочной мистерии мира. Несомненно, правильная ориентация в этом причудливом мире зависит от духа, которым человек пользуется, как компасом; или, точнее сказать, от природы духа. А свою природу человеческий дух выказывает и проявляет через опыт, созидаемый его собственной деятельностью. Из этого всецелого опыта бьет ключом стремление человеческого духа к бесконечности во всех ее выражениях: в знании, в жизни и вообще в бытии. Людской дух неустанно порывается к бесконечному знанию, к бесконечной жизни, к бесконечному бытию. Во всем этом он хочет только одного: преодолеть тление, конечность, ограниченность и вступить в нетление, в бесконечность, в безграничность. Во всех культурах и цивилизациях все мучения человеческого духа сливаются, в конечном итоге, в один гигантский напор: переступить через смерть и умирание, достичь бессмертия и вечной жизни, добиться этого любой ценой.