Собственность бандита

Невозможно выразить внутренние ощущения словами. Я просто бросаюсь на шею мужчине, обнимаю его сильно и крепко, до такой степени, что тяну мышцы во всём теле до боли и судорог. Он отталкивает меня. Грубо. Резко. Лучше не смотреть в лицо бандиту. Он до безумия зол! Там бушует всемирный апокалипсис. Но я всё же непроизвольно поднимаю глаза, в ужасе вскрикиваю, запечатывая рот ладошкой. Его плечо… Он в чёрной майке, а по объемной накачанной руке от плеча к локтю струится вниз алая струйка крови.

— Ты… т-ты ранен, — млея от ужаса, шепчу я.

Я в шаге от обморока. Кровь. Это кровь!

Данте молчит. Как он еще держится? Мне кажется, он просто возьмёт и раздавит меня как гусеницу, втопчет в грязь ботинком. Наверное, сейчас он меня ненавидит даже больше, чем Шамиля.

— Зацепили немного, — отвечает за него не менее злобный Демир. — Не страшно. Всего лишь плечо.

Вместо слов Данте психует. Он сжимает руку в кулак, такой крепкий, как сталь, кости хрустят, он замахивается. Хочет меня ударить? Ну что ж. Я заслужила.

— П-прости, пожалуйста, — я закрываю глаза, ожидая наказания. Пусть посильнее бьёт. Из-за меня он пострадал. Все его ребята. А на мне ни царапины.

Я зажмуриваюсь, готовясь к боли, но Данте… Он резко хватает меня за затылок, тянет на себя и впечатывает лбом в мускулистую грудь.

— Ах, — я только могу и выдавить, обвиваю руками его талию, чувствую это тепло и понимаю, что не могу без него жить. Если бы сбежала, сошла бы с ума.

Он рычит, но гладит меня по волосам, крепко обнимает. Рукой скользит вниз, к животу. Ощупывает своё, сокровенное, хочет убедиться, что ребенок не пострадал, а сам дышит так тяжело, будто у него лёгкие отказали.

— Ты в порядке?

— Да.

— Пре-лесть… Ты… Глупая идиотка! — рычит мне на ухо дикий зверь, с такой жадностью и отчаянием меня обнимает, что в глазах темнеет и слёзы реками льются. — Я почти потерял тебя… Смерти моей хочешь? Я будто только что побывал в аду, когда узнал, что ты, что Шамиль… Тебя украл. Он угрожал мне. Что поимеет тебя во всех смыслах этого слова, Алиса! — кричит на меня, сдавливая сильнее в тисках, будто не верит, что я жива, что со мной всё в порядке, а я в клубочек в его давке сжимаюсь. — Снимет это зверство на видео! А моего ребёнка… на живую из тебя вырежет!

Лишь когда мы теряем человека, лишь только тогда мы понимаем, насколько сильно он нам нужен. Я не могу жить без Данте. Особенно после того, как он готов был отдать за меня жизнь. Сейчас я это поняла как никогда прежде.

— Поехали! В больницу, — холодным тоном приказывает водителю и ведёт меня к машине, усаживает на заднее сиденье, а я отлипнуть от него не могу. Не хочу. Пусть меня силой выдёргивают. Я почти ЕГО потеряла. Я только сейчас поняла, что не могу жить без Данте. Хоть наши отношения и полное дерьмо.

Но он спас меня. Его ранили. Из-за меня. Любит? Неужели правда любит… По глазам вижу. И дело не только в ребёнке. Дело во мне.

— Демир, я прошу тебя, не говори ничего отцу, — обнимая за талию, Данте ведет меня к машине. Я сама впиваюсь в его бёдра пальцами, придерживаю его, помочь хочу, потому что он ранен. — Мирон не должен знать, из-за чего двое наших…

— Млять, серьёзно? — недовольно фыркает Демир, почти взрываясь от злости.

— Да. Это моя просьба к тебе.

Демир молчит. Он меня недолюбливает, сто процентов. Высказался бы с радостью обо всей той грязи, в которую я их втянула. Но молчит, через силу, поскрипывая зубами.

— Рокси тоже надо предупредить. Где она?

— Под арестом.

У меня мутнеет перед глазами. Я ненавижу себя. Я всех подставила. Всех. Из-за своих страхов, гормонов и желания обрести свободу. Желания сохранить своего малыша. Быть его мамой, а не инкубатором. И не видеть, как в скором времени его у меня забирают, а меня закатывают в бетон.

— А отец? Когда вернётся с «сафари»?

— Не знаю. Через месяц планировал. Главное, чтобы никто из наших его не предупредил.

— Рослый, ты понял? Проследи за своими парнями!

— Прошу прощения за то, что не досмотрел. Моя вина. Исправлюсь.

— Выговор тебе обеспечен, не сомневайся! — зло рычит Данте, усаживая меня на заднее сидение внедорожника. Сам рядом садится, придерживаясь за раненое плечо. Прикусив губу, я смотрю на него виноватым взглядом, с горем в голосе шепчу:

— Очень больно? — тяну к нему руки.

— На сердце больнее.

Данте перехватывает мою руку и кладет её на свою грудь, а сам откидывается спиной на спинку кресла, закрывает глаза, дрожит — у него обострился озноб на фоне ранения. Правой рукой он прижимает рану, левой — держит мою руку на своей могучей груди. Я кожей чувствую, как аномально быстро грохочет внутри сердце бандита. Я бы многое сейчас отдала, чтобы обратить время вспять, чтобы ни он, ни я не чувствовали умертвляющей боли.

* * *