Собственность бандита

Рокси молчит. Говорить трудно и больно. Машина резко тормозит напротив старенького невзрачного дома. Обессилев окончательно, девушка падает щекой на руль, из оставшихся сил бьёт по клаксону кулаком, пока на крыльцо избушки не выскакивает незнакомая зрелая женщина в поношенном платье с косынкой на голове. Я открываю дверь автомобиля и кричу. От боли! От кошмарной, мучительной, ядовитой боли! И душевной, и телесной грёбаной боли. Малыш скоро появится на свет в непроходимой глуши, а там, позади меня, за спиной, умирает мой самый дорогой и близкий сердцу человек. Я видела, как умер Мирон. Неизбежная участь. Рокси… я не знаю, как ей помочь. Она не выживет. Она обречена.

— Рамена, п-помоги ей, пожалуйста. Она р-рожает, — на последнем вздохе шепчет Роксана.

— Боже, деточки, что с вами? — я слышу чуть хрипловатый голос незнакомки в платке с лёгким акцентом.

— Вильмонт… Он предал семью. Убил отца.

Рокси кое-как выбирается из машины, идёт следом за нами. Знахарка помогает мне — придерживает меня за талию и ведёт в дом. Старый, бедный на вид, со скрипучими полами, самодельной мебелью. Но пахнет здесь приятно. Травами и полевыми цветами.

Знахарка помогает мне лечь на кровать, а сама начинает суетиться. Я чувствую, он уже близко… Скоро я увижу своего сына. Обливаясь холодным потом, корчась в нарастающих по силе схватках, боковым зрением я вижу, как Роксана бросает на меня последний взгляд. Будто прощается. Навсегда. И уходит в другую комнату. Она ложится на старенький, потрепанный годами диван. И больше… я не слышу её голос. Лишь чёрные пятна в глазах вижу и отрезвляющие возгласы Рамены:

— Тужься! Тужься, милая! Из последних сил! Давай! Сильно!

Я делаю всё, что мне говорят. Последний рывок… Потуга. Вопль. Мощная вспышка боли. И… долгожданный крик младенца эхом возносится к потолку.

* * *

В ноздри бьёт сильный приторный запах. Я отмахиваюсь, что-то мычу, быстро прихожу в себя, когда понимаю, что Рамена тычет мне в нос странную жидкость в бутылочке со специфическим ароматом, который приводит меня в чувства.

— Очнулась, красавица? — незнакомка с большими светло-зелёными глазами, которая спасла мне и моему малышу жизни, мне мило улыбается. — У тебя мальчик. Здоровенький богатырь! Тебе повезло, роды прошли хорошо, несмотря на обстоятельства.

Я шмыгаю носом, чувствую себя высушенной как сухарь, а ещё я чувствую удивительно приятное тепло у своей груди. Я кладу руки на грудь и ладонями чувствую маленькое хрупкое тельце, завёрнутое в пелёнку.

— Малыш! — реву сквозь слёзы. — Это правда ты? — не могу поверить, что я мама.

С неописуемой жадностью, с долей отчаяния я прижимаю к себе маленький комочек счастья, который сладко посапывает на моей груди, понимаю, что ни на секунду с ним не разлучусь. Чудо. Настоящее неземное чудо. У меня только что родился сын. А час назад я едва не погибла в страшной перестрелке.

Я не успеваю собраться с мыслями, сейчас я думаю только о своей крохе, о моём сыночке, он такой хрупкий, такой сладкий, я обнимаю его очень осторожно, боюсь сделать что-то не так, раздавить боюсь и улыбаюсь сквозь слёзы. Насладившись моментом, я вдруг падаю обратно в жестокую реальность и вспоминаю то, что было до того момента, как я потеряла чувства. Я слышу грохот двери, вздрагиваю. Малыш тоже. Рамена вскакивает со стула на ноги, она выглядит взволнованной и уставшей после того, как приняла роды. Смахивая пот со лба, снимая с себя косынку, она идёт на звуки шума.

— Демир? — всхлипывает старушка.



Я дёргаюсь на месте. Данте! Демир! Они приехали!

Я улыбаюсь, смаргивая слезы, вся трясусь от эмоций в предвкушении. Любимый! Сейчас ты увидишь своего сына… Сердце в груди быстро-быстро бьется о рёбра, шаги приближаются, я всматриваюсь в проход комнаты. Улыбка меркнет на моих обезвоженных губах. В комнату входит высокий темноволосый мужчина с тёмно-карими глазами. На нём грязный, местами рваный костюм с красными пятнами на нём, и руки… его руки все в ссадинах и засохшей крови. Лицо в порезах, синяках. Невозможно без боли и ужаса смотреть на брата Данте.

— Где Данте? Где он?! — требую я, глядя на мрачное, почти что мёртвое лицо Демира, не выражающее ничего, кроме ненависти.

— Мне жаль. Нашего дома больше нет. Его сожгли. Нашей семьи тоже больше нет. Все погибли. Все. И… Данте.

— Нет! Что? Ты врёшь! Что ты такое говоришь?! Данте сказал… он сказал, что вернётся за мной! Он пообещал. Смотри! Смотри сюда, Демир! Видишь? Это его сын! Это. Сын. Данте! Ваша кровь!

— Он погиб, защищая тебя, Алиса. Закрыл тебя собой и получил… с-сука… пулю он получил. Череду пуль! В спину. Много крови. Раны серьезные, — пауза, свист в ушах, удары пульса глушат слух. — Смирись. Из-за тебя убили моего брата!

Больно. Больно! Очень-очень больно.

Не верю. Я никогда не смирюсь со словами Демира.

Он врет. Он меня ненавидит! Вот и врёт!

— Я уезжаю. Не могу взять тебя с собой. Ты со мной в опасности. Вильмонт сбежал. Его жена и дочь мертвы. Он вне себя от ярости! Он будет мстить. Живи здесь, в деревне, в глуши. И забудь дорогу в город, если хочешь жить.